Глава II. Отраслевые принципы  международного уголовного права и
их влияние на российское уголовное право

Как уже говорилось, любой отрасли права присуще наличие тех или
иных принципов, т.е. основополагающих идей, в соответствии с ко-
торыми осуществляется правовое регулирование в рамках данной от-
расли. Поскольку отрасль международного уголовного права входит
в систему международного права, то для него характерны все осново-
полагающие принципы международного права в целом. В свою оче-
редь, так как общие принципы международного права действуют че-
рез отраслевые, специфические отраслевые принципы являются сво-
еобразным «преломлением» общих принципов, характерных для
международного права1.
	Именно поэтому принципы, характерные для одной отрас-
ли права, обычно имеют свои «аналоги» в других отраслях. Одна-
ко целью настоящего исследования является изучение принципов,
присущих именно международному уголовному праву. Поэтому мы
оставим вне рамок работы международно-правовые принципы jus
cogens.

	1См.: Келина С.Г., Кудрявцев В.Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988.
	С. 61-62.

	Oтличительной чертой международного уголовного права явля-
етсн юридическое оформление довольно большого количества его
принципов.
	Впервые принципы международного уголовного права получили
нормативное оформление в докладе Комиссии международного пра-
ва ООН, который так и назывался — «Принципы международного
права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие
выражение в решении этого трибунала» (1950 г.).
	Изначально в этом документе, да и в последующих между-
народно-правовых актах смешивались принципы международного
материального права и принципы международного уголовного про-
цесса (что, впрочем, было вполне закономерным явлением).
	Среди основных принципов, относимых к международному уго-
ловному праву, в данном источнике можно выделить следующие:
• наказуемость всякого лица, совершившего какое-либо дея-
ние, признаваемое согласно международному праву престу-
плением;
• если государство по национальному праву не устанавливает
преступности и наказуемости деяния, признаваемого престу-
плением по международному праву, этот факт не освобож-
дает виновное лицо от ответственности по международному
праву;
• не может расцениваться как основание освобождения от от-
ветственности за совершение преступления по международ-
ному праву ссылка лица на государственный статус или долж-
ностное положение;
• исполнение приказа своего правительства или начальника
не освобождает лицо от ответственности по международно-
му праву, если сознательный выбор был фактически для него
возможен;
• соучастие в совершении преступления против мира, военно-
го преступления или преступления против человечности при-
знается международно-правовым преступлением.
	Развитие международного уголовного права как самостоятель-
ной отрасли привело к закономерному результату — своеобразной
кодификации специфических (отраслевых) принципов международ-

	1Международное публичное право: сборник документов. Т. 2. М., 1996. С. 113.

ного уголовного права, нашедшей свое выражение в ч.3 Римского
Статута («Общие принципы уголовного права»). Кроме этого, прин-
ципы международного уголовного права содержатся во многих дру-
гих документах общемирового и регионального характера (в частно-
сти, в Международном (ООН) и Европейском Стандартах в области
защиты прав и свобод человека).
	Поэтому мы попытаемся сформулировать систему характерных
принципов международного уголовного права на основе комплекс-
ного анализа источников, а также определить преступность деяния
по международному уголовному праву через принципы последнего.

§ 1. Принцип индивидуальной ответственности.
Проблема ответственности государств
и юридических лиц
в международном уголовном праве

	Принцип индивидуальной ответственности по международному уго-
ловному праву явился одним из важнейших тезисов Нюрнбергско-
го процесса1, сменившим доктрину Бриана-Келлога, в которой речь
шла только об ответственности государства за совершение междуна-
родного преступления. В силу этого принципа, ответственности по
уголовному международному праву могут подлежать только физи-
ческие лица (ч. 1 ст. 25 Римского Статута). При этом сам Междуна-
родный уголовный суд обладает юрисдикцией только в отношении
лиц, достигших 18-летнего возраста (ст. 26).
	Принцип индивидуальной (личной) ответственности означает,
что лицо несет ответственность по международному уголовному пра-
ву в случае, если оно является исполнителем или иным соучастником
преступления, а также если оно покушается на преступление.
	Вполне допустимо несоответствие в возрастном цензе субъекта
ответственности по международному и национальному уголовному
праву.
	Так, например, в нормах УК России, предусматривающих ответ-
ственность за преступления против мира и безопасности человече-

	1См.: Волчков А.Ф. Нюрнбергский приговор // Советское государство и право.
	1976. № 10. С. 14.

cтва (СТ. 353-360), возраст субъекта определен в 16 лет. Может ли
лицо, совершившее такое преступление в возрасте от 16 до 18 лет, не-
сти ответственность по международному уголовному праву? В нор-
мах международного уголовного права практически нигде не ука-
зывается на минимальный возраст субъекта преступления. Поэто-
му, в силу понимания положения о толковании любого сомнения
в пользу лица, ответ может быть только один — такое лицо нести от-
ветственность по международному уголовному праву не может.
	Принцип индивидуальной ответственности физических лиц по-
зволяет также добиться более последовательной дифференциации и
индивидуализации ответственности по международному уголовному
праву в зависимости от своего фактического участия в совершении
деяния, а также от степени завершенности последнего.
	В силу принципа индивидуальной ответственности лиц по меж-
дународному уголовному праву очевидно, что общим субъектом
преступления должен расцениваться любой человек, вне зависимо-
сти от каких-либо демографических, социальных, имущественных
либо иных характеристик, совершивший это преступлений и подле-
жащий ответственности по международному уголовному праву.
	В отличие от национальных уголовных законов, практически
во всех источниках международного уголовного права отсутствуют
какие-либо указания на признаки, характеризующие субъект престу-
пления. В международных актах речь обычно идет о «лице», «всяком
лице», «любом лице».
	Таким образом, можно утверждать, что в современном меж-
дународном уголовном праве смысл принципа индивидуальной
ответственности лица сводится к установлению тождества между
понятиями «субъект преступления» и «субъект ответствен-
ности».
	Как будет сказано ниже, отсутствие названного тождества по-
рождает до сих пор не разрешенную проблему ответственности госу-
дарств и юридических лиц в международном уголовном праве.
	Принцип индивидуальной ответственности нашел свое закрепле-
ние не только в Римском Статуте, но и в решениях международных
судов.
	Так, например, в одном из приговоров Международного трибуна-
ла по Руанде отмечалось, что «индивиды всех рангов, вовлеченные
в вооруженный конфликт как в качестве военного командования,
так и не в этом качестве... могут подлежать ответственности за со-
вершение военных преступлений только в том случае... когда уста-
новлена связь между ними и вооруженным конфликтом...»1.
	
        Под «лицом» как субъектом преступления по международно-
му уголовному праву следует понимать любого человека, который:
а) сам совершил преступное деяние;
б) использовал для совершения преступного деяния другого человека
(например, при исполнении незаконного приказа).
	Национальное законодательство всегда устанавливает возраст-
ной предел, с которого возможно признание человека субъектом пре-
ступления и, соответственно, возложение на него обязанности нести
ответственность за совершенное преступление (например, ст. 20 УК
России). Иначе обстоит дело в источниках международного уголов-
ного права — указание на минимальный юридически значимый воз-
раст лица, как правило, отсутствует.
	Означает ли это, что возраст лица не играет никакой роли? Оче-
видно, что нет. В силу специфики правоотношения и его реализации
в международном уголовном праве, установление возраста уголов-
ной ответственности зависит от национального законодательства го-
сударства, осуществляющего юрисдикцию в отношении такого лица.
	При этом надо особо подчеркнуть, что в ситуациях, когда воз-
можно осуществление юрисдикции в отношении лица нескольки-
ми национальными правоприменителями, сомнения в допустимости
возможности признания лица субъектом преступления должны быть
истолкованы в пользу такого лица2.
	Международное уголовное право знает исключительный случай,
когда непосредственно в тексте его источника имеется указание на
возрастной предел субъекта. Такое положение содержится в ст. 26
Римского Статута: «Суд не обладает юрисдикцией в отношении лю-
бого лица, не достигшего 18-ти летнего возраста на момент пред-
полагаемого совершения преступления». Однако данное положе-
ние относится только к юрисдикции Суда и не мешает осуществлять
национальную юрисдикцию над более молодыми лицами, «предпо-

	1Prosecutor v. Kayishema and Ruzindana. Case № ICTR-95-1. 21 May 1999. § 175.
	2Так, например, в силу действующих в России судебных правил лицо считается до-
	стигнувшим того или иного возраста не в день своего рождения, а с началом сле-
	дующих суток.

ложительно» совершившими преступные деяния. В этом случае и бо-
лее молодой человек (например, в возрасте от 16 до 18 лет — как это
установлено по общему правилу в ч.1 ст.20 УК РФ) должен призна-
ваться достигнувшим возраста ответственности и нести ответствен-
ность за преступление, предусмотренное в международном уголов-
ном праве.
	Вторая неотъемлемая от личности субъекта характеристика —
его вменяемость, т.е. способность понимать фактический харак-
тер своего деяния (действия или бездействия) и свободно руково-
дить им.
	В определении вменяемости как юридической категории имен-
но международное право находится в «выигрышном» положении по
сравнению, например, с российским уголовным законом (где это по-
нятие попросту отсутствует, а его понимание выводится из опреде-
ления невменяемости). Международный стандарт ООН в области за-
щиты прав человека признает каждого человека вменяемым, пока не
доказано обратное (это следует, например, из ст. 16 Международно-
го Пакта о гражданских и политических правах человека 1966 г.)1.
	Следовательно, в международном уголовном праве действует
презумпция вменяемости лица, достигшего возраста наступле-
ния ответственности: любой человек, достигший возраста уголовной
ответственности, считается вменяемым, т.е. понимающим характер
своих действий (бездействия) и руководящим ими, пока не доказа-
но обратное.
	Исходя из конституционного предписания о приоритете норм
международного права над национальным правом, можно утверж-
дать, что положение о презумпции вменяемости действует в уголов-
ном праве тех стран, где ее законодательное определение отсутствует
(например, в Российской Федерации).
	Отсутствие хотя бы одного из этих признаков исключает воз-
можность признания лица субъектом преступления.
	Наиболее очевидно это с возрастным критерием. И хотя в меж-
дународных актах отсутствует определение «невменяемость», имен-
но состояние невменяемости лица по каким-либо медицинским по-
казаниям на момент совершения деяния является основанием ис-
ключения ответственности по международному уголовному праву.
	
        1 Ведомости ВС СССР. 1976. № 17. Ст. 291.

	Так, в соответствии с п. «а» ст. 31 Римского Статута, лицо не мо-
жет нести ответственность, если страдает психическим заболевани-
ем или расстройством, которое лишает его возможности осознавать
противоправность или характер своего поведения или сообразовы-
вать свои действия с требованиями закона.
	С другой стороны, п. «Ь» этой же нормы в качестве обстоятель-
ства непривлечения к ответственности расценивает состояние ин-
токсикации, которое имело следствием лишение лица возможности
понимать характер своих действий или сообразовывать их с поло-
жениями закона. При этом условием является то, что это лицо под-
верглось интоксикации недобровольно, т.е. насильно, помимо его
воли. В ряде национальных законов подобное обстоятельство, фор-
мулируемое как «физическое принуждение», расценивается не как
лишающее субъекта его юридических характеристик, а как исклю-
чающее преступность деяния (при соблюдении допустимых крите-
риев — например, в ч. 1 ст. 40 УК РФ).
	Наконец, международному уголовному праву знаком специаль-
ный субъект преступления, т.е. лицо, обладающее дополнительными
юридически значимыми признаками. При этом указание на эти при-
знаки должно содержаться в самой норме международного уголов-
ного права (например, «начальник», «военный командир», «лицо,
эффективно действующее в качестве военного командира» — ст. 28,
33 Римского Статута).
	Принцип индивидуальной ответственности в международном
уголовном праве предполагает виновное отношение причинителя к
содеянному. Основной характеристикой субъективной стороны лю-
бого преступления является вина, т.е. определенное психическое от-
ношение лица к своему деянию и возможному результату — послед-
ствиям. Примечательно, что в решениях международных судов вина
как субъективный признак (mens red) определяется в качестве «пси-
хологической связи между физическим результатом и ментальным
статусом преступника»1.
	Статья 30 Римского Статута определяет субъективную сторону
двумя признаками: «намеренность» и «сознательность». При этом
намеренность, т.е. целенаправленность поведения определяется в от-
ношении:

	1 Prosecutor v. Alfred Musema. Case № ITCR-96-13-T. 27 January 2000. § 166.

• деяния — когда лицо собирается совершить такое деяние;
• последствия — если лицо собирается причинить это послед-
ствие или сознает, что оно наступит при обычном ходе со-
бытий.
	Рассматривая признаки субъекта преступления, мы отметили, что
в международном уголовном праве действует презумпция вменяемо-
сти лица. Из этого следует, что любое лицо должно понимать (осо-
знавать) фактический характер своих действий и руководить ими.
	Намерение — характеристика волевой сферы психики человека,
означающая «желание, замысел» чего-либо1. Следовательно, жела-
ние как волевая характеристика может относиться как к деянию, так
и к последствию (при предполагаемой осознанности фактического
характера своих действий).
	В отечественной доктрине уголовного права таким психологиче-
ским характеристикам соответствует определение прямого умысла,
при котором лицо сознает общественно опасный характер своего де-
яния, предвидит неизбежность или реальную возможность наступле-
ния общественно опасных последствий и желает их наступления.
	Таким образом, международное уголовное право допускает воз-
можность прямого умысла (через «намерение») как в отношении де-
яния, так и в отношении последствия.
	Сознательность в определении субъективной стороны преступле-
ния по международному уголовному праву допускается только лишь
в отношении последствия — «сознательно» означает осознание того,
что последствие, возможно, наступит «при обычном ходе событий».
Таким образом, «сознательное» отношение к последствиям своего
деяния означает не что иное, как их допущение либо безразличное к
ним отношение, которые традиционно считаются волевыми характе-
ристиками косвенного умысла в отечественном уголовном праве.
	Таким образом, в международном уголовном праве допускается
совершение преступления: только с прямым умыслом — в формаль-
ных составах; с прямым или косвенным умыслом — в материальных
составах2.

	1См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. 15-е изд. М., 1984. С. 338.
	2В доктрине международного права существует концепция вины государства
	как социально-политического и правового понятия. Так, по мнению В.А. Ва-
	силенко, вина государства — неправомерно реализуемая воля государства-правонарушителя,
        проявляющаяся в противоправных деяниях его органов. Та-
	кой подход, по мнению автора, «нисколько не противоречит психологической
	концепции вины субъекта преступления, ведь такая воля государства выражает-
	ся через желания и побуждения официальных и должностных лиц государства».
        См.: Василенко В.А. Ответственность государств за международные правонаруше-
	ния. Киев, 1976. С. 150-151.
	Статья 4 Проекта кодекса преступлений против мира и безопасности челове-
	чества.

	Неосторожная вина в международном уголовном праве — яв-
ление исключительное. Возможность такой формы вины в виде не-
брежности либо легкомыслия можно найти только в преступлениях
экологического характера (загрязнение окружающей среды) и в со-
ставе повреждения подводного морского кабеля.
	Многие составы содержат прямое указание на такие признаки
субъективной стороны, как мотивы и цели совершения преступле-
ния. В этих случаях данные признаки становятся обязательными для
установления.
	Так, мотивы преступлений против мира и безопасности чело-
вечества не играют никакой роли при юридической оценке деяния,
если они «не охватываются определением данного преступления»1.
А, например, «коммерческие цели» при незаконном обороте нарко-
тических средств являются обязательной характеристикой несколь-
ких деяний, образующих сам оборот (ст. 36 Единой Конвенции о
наркотических средствах).
	Наконец, субъективная сторона преступления в международном
праве допускает возможность ошибки лица, т.е. его заблуждения от-
носительно фактических (ошибка в факте) или юридических (ошиб-
ка в праве) обстоятельств. В силу ст. 32 Римского Статута ошибка
имеет следующее значение:

• ошибка в факте является основанием освобождения от ответ-
ственности, если она «исключает необходимую субъектив-
ную сторону» данного преступления (т.е. в силу такой ошиб-
ки у лица отсутствует умысел на совершение деяния или на
причинение каких-либо последствий);
• ошибка в праве, по общему правилу, не является обстоятель-
ством, освобождающим от ответственности, но может быть
таковым, если «исключала субъективную сторону данного
преступления».

	Проявлением принципа индивидуальной ответственности в меж-
дународном уголовном праве является самостоятельная регламента-
ции ответственности лица за неоконченное преступление и соучастие
в его совершении. Поэтому представляется необходимым специаль-
но рассмотреть вопрос об уголовной ответственности в указанных
ситуациях.

Неоконченное преступление
и международном уголовном праве

	В теории отечественного уголовного права не вызывает сомнений
тот факт, что многие умышленные преступления заранее обдумыва-
ются и проходят свои этапы развития, получившие в теории уголов-
ного права название «неоконченное преступление».
	Нередко преступная деятельность начинается с осмысления ви-
новным целей преступления, обдумывания способов его совершения
и пр. Но такое формирование преступного умысла не рассматривает-
ся как стадия в развитии преступной деятельности, поскольку осно-
ванием уголовной ответственности может быть только преступное
поведение. Пока замысел остается в пределах внутреннего развития,
не воплощаясь в общественно опасном поведении, он не подлежит
уголовно-правовой оценке.
	Если предварительная преступная деятельность виновного мо-
жет начинаться с формирования преступного умысла, то уголовно-
правовой оценке подлежит только та деятельность лица, которая
непосредственно направлена на совершение задуманного престу-
пления. Такая деятельность по реализации преступного замысла по-
лучила в отечественной науке название «стадии совершения умыш-
ленного преступления».
	В свою очередь, стадии совершения умышленного преступле-
ния — это этапы осуществления лицом своего замысла преступле-
ния, проявляющегося во внешнем его поведении. Стадии престу-
пления различаются между собой объемом выполнения данного
замысла. Следовательно, стадии совершения преступления отграни-
чиваются друг от друга, в первую очередь, по степени и объему ис-
полнения виновным объективной стороны преступления. Традици-
онно в теории и законодательстве выделяются две стадии соверше-
ния преступления — приготовление к преступлению и покушение на
преступление.

	В международном уголовном праве также существует указание
на то, что лицо может быть подвергнуто ответственности не толь-
ко по факту оконченного преступления, но и в ситуациях, когда за
думанное и реализуемое преступление не было доведено до конца по
каким-либо причинам, не зависящим от воли субъекта.
	В то же время особенностью международного уголовного права
является то, что его источники всегда специально указывают на то,
какая стадия совершения преступления может подлежать уголовно-
правовой оценке.
	Так, ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала устанавливает пре-
ступность «заговора» и «общего плана», направленных на осущест-
вление акта агрессивной войны. Обычно в литературе утверждается,
что такое планирование преступления или сговор в целях его после-
дующего совершения расцениваются как самостоятельные составы,
образующие в совокупности преступление агрессии. Позволим себе
не согласиться полностью с этим мнением.
В ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала в качестве преступных
указываются: планирование, подготовка, развязывание или ведение
агрессивной войны, а равно — войны в нарушение своих междуна-
родных обязательств. Все это вполне определенные действия, пони-
мание которых нашло свое отражение в решении трибунала. Возни-
кает вопрос — а что же тогда из себя представляет «общий план» или
«заговор» при планировании или подготовке агрессии? В силу отсут-
ствия конкретного юридического содержания этих форм поведения
и их направленности на обеспечение иных действий, образующих
объективную сторону агрессивной войны, представляется, что нали-
чие заговора или «общего» плана (в отличие от «планирования» как
деяния) является скорее приготовлением к совершению этого пре-
ступления.
	Это предположение подтверждается указанием ст. III Конвенции
о геноциде, где наряду с осуществлением акта геноцида (как окон-
ченного преступления) и покушения на совершение геноцида, прямо
говорится о преступности «заговора с целью совершения геноцида».
	В данном случае буквальное толкование положений названной
Конвенции позволяет сделать вполне определенный вывод — при за-
говоре только определяется цель совершения преступления, но нача-
ло реального его осуществления (т.е. исполнения объективной сто-
роны) еще не произошло.
	С точки зрения теории уголовного права, такая стадия соверше-
ния преступления, когда лицо (лица) совершило какие-либо дейст-
иин по подготовке к совершению преступления, но объективная сто-
рона самого этого преступления не была исполнена, расценивается
как приготовление к преступлению.
	Таким образом, международное право знает стадию приготовле-
ния к преступлению, которая выражается в достижении «заговора»
(сговора) в целях последующего совершения преступления1.
	Необходимо констатировать тот факт, что установление преступ-
ности приготовления к преступлению в международном уголовном
праве является исключительно редким явлением, и введение ответ-
ственности за приготовление к тем или иным преступлениям обу-
словлено, по всей видимости, исключительно тяжким характером
последних.
	А вот покушение на преступление очень хорошо известно меж-
дународному уголовному праву. При этом речь в источниках может
идти о покушении как таковом либо о «попытке» совершения деяния
(например, при захвате воздушного судна — п. «а» ст. 1 Конвенции о
борьбе с незаконным захватом воздушных судов 1970 г.2; захвате за-
ложника — ч. 2 Международной Конвенции о борьбе с захватом за-
ложников и т.д.).
	«Попытка» совершения преступного деяния есть не что иное,
как стадия покушения на его совершение, при которой желаемый ре-
зультат (исполнение деяния полностью либо наступление желаемых
последствий) не достигнут вопреки воле лица — «преступление оста-
лось незавершенным по обстоятельствам, не зависящим от намере-
ний данного лица» (п. «/» ч. 3 ст. 25 Римского Статута).
	Таким образом, в международном уголовном праве преступность
той или иной стадии совершения преступления устанавливается при-
менительно к каждому деянию. По общему правилу, преступным
признается покушение на преступление, а в исключительных случа-
ях—и приготовление к нему (в форме «заговора на совершение пре-

	1В литературе была высказана точка зрения о том, что такой «заговор» является
	еще и «соучастием особого вида» в международном уголовном праве. См.: Беля-
	ев С.С. Конституция Российской Федерации и международное уголовное право //
	Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1995. № 3. С. 69.
	2СПС «КонсультантПлюс».


ступления»). При этом в самих нормах международного уголовного
права отсутствует какое-либо обязательное правило о дифференциа-
ции ответственности за оконченное и неоконченное преступление.
	Вместе с тем современному международному уголовному праву
известен также институт добровольного отказа от доведения пре-
ступления до конца.
	Так, в соответствии с п. 4.5 Пособия для ратификации и импле-
ментации Римского Статута лицо освобождается от наказания, если
«отказывается от попытки совершить преступление». При этом для
освобождения от наказания по этому основанию должны быть соб-
людены следующие требования:
  • предотвращено «завершение преступления» (т.е. отказ воз-
    можен только при неоконченном преступлении);
  • лицо полностью и добровольно «отказалось от преступной
    цели» (т.е. должны быть установлены критерии отсутствия
    вынужденности отказа и наличия у лица реальной возмож-
    ности довести задуманное преступление до окончания).
	Если преступление, от доведения которого до «завершения» лицо
отказалось, все же стало оконченным (по различным причинам —
например, в силу развития причинной связи, несвоевременности са-
мого отказа и пр.), такое лицо не освобождается от наказания.

Соучастие в преступлении
в международном уголовном праве
	
        В теории уголовного права под соучастием в совершении преступле-
ния обычно понимается умышленное совместное участие двух и бо-
лее лиц в совершении умышленного преступления. При этом обычно
выделяются объективные признаки соучастия (совершение престу-
пления двумя и более лицами, являющихся субъектами преступле-
ния; совместность деятельности двух и более лиц при совершении
преступления; общий для соучастников преступный результат, нахо-
дящийся в причинной связи с действиями всех соучастников) и его
субъективные признаки (взаимная осведомленность соучастников о
совместных действиях, т.е. двусторонняя субъективная связь между
собой; общность умысла соучастников в совершении преступления,
при этом мотивы и цели соучастников в совершении одного и того
же преступления могут быть различными). Отсутствие хотя бы одно-

го из названных объективных или субъективных признаков исклю-
чает юридическое соучастие в преступлении.
	Институт соучастия хорошо знаком международному уголовно-
му праву. Представляется обоснованным утверждение о том, что со-
участие в международном уголовном праве характеризуется практи-
чески теми же основными признаками. Действительно, в силу ч. 3
ст. 25 Римского Статута, для соучастия в преступлении характерны
следующие признаки:
   • лицо «совместно с другим лицом» совершает преступление
     или покушение на преступление;
   • при совершении преступления группой лиц они действуют «с
     общей целью»;
   • лицо осознает «умысел группы» на совершение конкретного
     преступления.

        Международно-правовые акты обычно не выделяют отдельных
видов соучастников — в них чаще указывается, что ответственности
подлежит любое лицо, которое «принимает участие в качестве сооб-
щника любого лица, которое совершает или пытается совершить»
преступление (п. «b» ч. 2 ст. 1 Международной конвенции о борьбе
с захватом заложников 1979 г.), либо просто «является соучастни-
ком лица», совершающего деяние или покушение на деяние (п. «b»
ст. 1 Конвенции о борьбе с незаконным захватом воздушных судов
1970 г.).
	Более поздние акты международного уголовного права более
конкретно говорят о допускаемых видах соучастников в совершении
преступления. В соответствии со ст. 25 Римского Статута подлежит
уголовной ответственности лицо, которое:
      • совершает преступление индивидуально или совместно с дру-
        гими лицами;
      • приказывает, подстрекает или побуждает совершить пре-
        ступление (если такое преступление все же совершается или
        имеет место покушение на его совершение);
      • с целью облегчить совершение такого преступления пособ-
        ничает или иным образом содействует его совершению или
        покушению на него, включая «предоставление средств для
        его совершения».
	Статья 6 Устава Нюрнбергского трибунала прямо говорит о су-
ществовании таких видов соучастников, как руководитель, органи-
затор, подстрекатель и пособник.
	Таким образом, в международном уголовном праве можно гово-
рить о пяти самостоятельных видах соучастников преступления1.
	Исполнитель преступления — лицо, непосредственно совершив-
шее преступление или покушение на преступление самостоятель-
но либо совместно с другими лицами. При этом мы разделяем точ-
ку зрения А.Н. Трайнина о том, что особенность роли исполнителя
международного преступления зачастую заключается в том, что «он
действует не только сам, но и при помощи сложного исполнитель-
ного аппарата... Возникает весьма своеобразная правовая ситуация:
основной исполнитель преступления действует при помощи лиц, ко-
торые сами также выступают в роли исполнителей»2.
	Организатор преступления — лицо, которое организует совер-
шение преступления или покушения на преступление, т.е. не просто
склоняет другое лицо к преступлению, а планирует совершение по-
следнего (например, подбирает соучастников).
	Руководитель преступления — лицо, руководящее непосред-
ственным совершением преступления в качестве распорядителя пре-
ступной деятельности других соучастников. При этом традиционно
считается, что фигура организатора и руководителя преступления
в международном уголовном праве опаснее, нежели фигура испол-
нителя3.
	Подстрекатель к преступлению — лицо, склонившее другое
лицо (исполнителя) к совершению преступления или покушения на
преступление путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом
(в том числе отдача такому лицу незаконного приказа). Однако меж-

	1Российский уголовный закон называет четыре вида соучастников, соединяя ор-
	ганизаторские и руководительские функции в лице организатора преступления
	(ч. З cт. 33 УК РФ).
	2Трайнин А.Н. Уголовная ответственность гитлеровцев. М., 1944. С. 80-81.
	3В качестве иллюстрации приведем фрагмент из речи на Нюрнбергском процес-
	се Главного обвинителя от СССР P.A. Руденко: «Конечно, подсудимым, зани-
	мавшим высшие руководящие посты в гитлеровской Германии, не было никакой
	нужды самим своими руками расстреливать, вешать, душить, замораживать жи-
	вых людей в виде эксперимента. Это делали по их указаниям их подчиненные
	палачи, выполнявшие, так сказать, черную работу, а подсудимым нужно было
	только давать приказания, выполнявшиеся беспрекословно... Но они (подсуди-
	мые. — А.К.) во много раз опаснее, чем те, которых они воспитывали в духе че-
	ловеконенавистничества и изуверства и от которых, спасая себя, теперь отрека-
	ются» // Нюрнбергский процесс. Т. II. М., 1955. С. 618-619.

дународное уголовное право знает случаи, когда подстрекательская
по форме деятельность сама по себе расценивается как преступле-
ние (напомним, например, что самостоятельным преступлением яв-
ляется «прямое и публичное подстрекательство к совершению гено-
цида»).
	Пособник в совершении преступления — лицо, содействовавшее
совершению преступления советами, указаниями, предоставлени-
ем информации, средств или орудий совершения преступления либо
устранением препятствий, а также лицо, заранее обещавшее скрыть
преступника, средства или орудия совершения преступления, следы
преступления либо предметы, добытые преступным путем, а равно
лицо, заранее обещавшее приобрести или сбыть такие предметы.
	Действия всех соучастников, не являющихся исполнителями, ха-
рактеризуются «сознательным содействием совершению преступле-
ния» (п. «с» ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву от 10 де-
кабря 1982 г.1) и совершаются с прямым умыслом.
	Пределы ответственности соучастников, не являющихся испол-
нителями преступления, основаны на доктрине ограниченного ак-
цессорного соучастия. Их ответственность, по общему правилу, за-
висит от того, совершил ли исполнитель преступление или покуше-
ние на преступление. Так, в ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала
указано, что «руководители, организаторы, подстрекатели и по-
собники, участвовавшие в составлении или осуществлении обще-
го плана или заговора... несут ответственность за все действия, со-
вершенные любыми лицами с целью осуществления такого плана».
Если исполнитель по какой-либо причине не совершил того пре-
ступления (покушения на преступление), на что были направлены
усилия подстрекателя, пособника, организатора или руководителя,
то последние вряд ли будут подлежать ответственности. Мы пони-
маем некоторую неожиданность подобного вывода, но он исходит
из буквального понимания ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала.
Другое дело, что все соучастники должны нести ответственность за
фактически совершенные ими деяния, без обязательной «привяз-
ки» к действиям исполнителя, но для этого необходимо внесение
соответствующего изменения в нормы международного уголовного
права.

	1 СЗ РФ. 1997. № 48. Ст. 5493.

	В то же время ограниченность акцессорности при регламентации
уголовной ответственности соучастников состоит в том, что в ряде
случаев деятельность других соучастников (не являющихся испол-
нителями преступления или покушения на преступление) подлежит
самостоятельной правовой оценке.
	Так как международное уголовное право знает пять видов со-
участников, то вполне допустимо как простое соучастие (соисполни-
тельство), так и сложное соучастие (наличие наряду с исполнителем
других соучастников). Последний вид соучастия обычно называется
«соучастием с распределением ролей», и, по мнению авторов, имен-
но он в большей мере характерен для международного уголовного
права1.
	В каких формах может существовать соучастие в международном
уголовном праве?
	В источниках речь идет о «группе лиц», при этом отсутству-
ет указание на то, имеется ли в такой группе предварительный сго-
вор или нет. В принципе, допускается существование группы лиц как
без предварительного сговора, так и с наличием предварительного
сговора. Хотя, в силу специфики преступлений по международному
уголовному праву, весьма маловероятно совершение преступления
группой лиц без всякой предварительной договоренности (в порядке
эффекта «присоединения» к уже начавшемуся преступлению).
	Наконец, в ст. 9 устава Нюрнбергского трибунала указывается на
существование такой формы соучастия в международном уголовном
праве как преступная организация. В теории уголовного права
(источники признаков такой организации практически не определя-
ют) обычно считается, что основной признак преступной организа-
ции — это ее сплоченность, которую образуют следующие элементы:
жесткая организационно-управленческая структура; устойчивый,
планируемый характер деятельности; самостоятельная экономи-
ческая деятельность; распространение своего влияния на определен-
ной территории; заранее планируемое преступное поведение.
	Итак, институт соучастия в международном уголовном праве на-
ходит свое выражение в юридическом определении пяти видов со-
участников (исполнитель, организатор, руководитель, подстрека-
тель, пособник) и признании двух форм соучастия: группы лиц (как

	1Международное уголовное право / под ред. В.Н. Кудрявцева. С. 80.

соисполнителей, так и со сложным соучастием) и преступной орга-
низации. Ответственность соучастников, не являющихся исполните-
лями, строится в соответствии с принципом ограниченной акцессор-
ноcти.

Проблема ответственности юридических лиц
и государства в международном уголовном праве

	В литературе имеются указания на необходимость признания юри-
дических лиц субъектами преступлений по международному уголов-
ному праву1.
	Более того, в Руководящих принципах в области предупрежде-
ния преступности и уголовного правосудия в контексте развития и
нового экономического порядка (1985 г.) имеется следующее пред-
писание: «Государства-члены должны рассматривать вопрос о пред-
усмотренноcти уголовной ответственности не только для лиц, дей-
ствовавших от имени какого-либо учреждения, корпорации или
предприятия... но и для самого учреждения, корпорации или пред-
приятия путем выработки соответствующих мер предупреждения их
возможных преступных действий и наказания за них»2.
	Итак, международный документ признает, что юридическое лицо
может совершить преступление. Но как это лицо будет нести ответ-
ственность? Этот же документ требует установить ответственность
для юридического лица только в рамках национального закона —
и при этом ничего не говорится о том, возможна ли ответственность
по международному уголовному праву. Понятно, что ответствен-
ность юридического лица вполне допустима по международному
праву (например, материальная), но об уголовной ответственности
по международному праву речь идти не может. По крайней мере, на
текущий момент.
	Ученые, ратующие за введение в законодательство института уго-
ловной ответственности юридических лиц, подчеркивают, что вред,
причиняемый деятельностью юридического лица, значительно пре-

	1Так, В.П. Панов допускает это на примере признания в Приговоре Нюрнберг-
	ского трибунала преступными таких организаций, как СС, СД, гестапо. См.: Па-
	нов В.П. Указ. соч. С. 32.
	2Сборник стандартов и норм ООН в области предупреждения преступности и уго-
	ловного правосудия: официальное издание. Нью-Йорк, 1992. С. 34.


вышает вред, который может быть нанесен отдельным физическим
лицом1.
	Так, С.Г. Келина отмечала, что привлечение к уголовной ответ-
ственности руководителей или иных физических лиц, представляю-
щих соответствующее юридическое лицо, как правило, связано, по
существу, с объективным вменением, так как такое лицо, хотя и зна-
ло о незаконной деятельности юридического лица, но своими сила-
ми изменить ничего не могло. В ряде случаев вообще трудно устано-
вить, кто конкретно виновен в преступлении2.
	Разработчики Концепции уголовного законодательства Россий-
ской Федерации аргументировали целесообразность введения уго-
ловной ответственности юридических лиц тем, что применение к ним
соответствующих санкций, например, за преступления против мира
и безопасности человечества, могло бы усилить уголовно-правовую
охрану важнейших объектов3.
	A.C. Никифоров подчеркивал, что принципиальными основа-
ниями признания за организацией статуса субъекта преступления и
уголовной ответственности за него являются специфичные в таких
случаях причинная связь и вина. Поскольку организация делегиру-
ет своему управляющему органу принятие и исполнение стратегиче-
ских и оперативных решений, такие решения и основанное на них
поведение по своей юридической сути являются решениями и пове-
дением организации, поэтому она и должна нести ответственность.
Отсюда делается вывод: «Преступление признается совершенным
юридическим лицом, если оно совершено (непосредственно или при
посредничестве других лиц) лицом или лицами, которые контроли-
руют осуществление юридическим лицом его прав и действуют в осу-
ществление этих прав, т.е. являются alter ego юридического лица —
его «другим я»4.

	1 См.: Волженкин Б.В. Уголовная ответственность юридических лиц. СПб., 1998.
	С. 6-9.
	2 См.: Келина С.Г. Ответственность юридических лиц в проекте нового УК Россий-
	ской Федерации // Уголовное право: новые идеи. М., 1994. С. 52.
	3 См.: Концепция уголовного законодательства Российской Федерации // Государ-
	ство и право. 1992. № 8. С. 44.
	4 Никифоров A.C. Организация как субъект преступления // Современные тенден-
	ции развития уголовной политики и уголовного законодательства. 1994. С. 65.


	Противники уголовной ответственности юридических лиц
прежде всего подчеркивают, что установление уголовной ответствен-
ности юридических лиц не соответствует краеугольным принципам
уголовного права — принципам личной и виновной ответственности.
Уголовное право связывает ответственность со способностью лица,
совершившего преступление, отдавать отчет в своих действиях и ру-
ководить ими, каковой обладают лишь люди.
	«Сочетать принципы вины и личной ответственности с невино-
вной и коллективной ответственностью юридических лиц невозмож-
но, — считает Н.Ф. Кузнецова. — Вина всегда не что иное, как психи-
ческое отношение лица к своему деянию. Этой вины у юридических
лиц нет»1.
	В принципе в международном уголовном праве возможно уста-
новление именно уголовной ответственности юридических лиц, но
это дело будущего. Как известно, юридические лица являются субъ-
ектами преступления в уголовном праве многих государств (США,
Франции и других); нередко (особенно в последнее время) ставит-
ся вопрос о необходимости установления ответственности юридиче-
ских лиц в российском уголовном праве2. Но в любом случае, о юри-
дическом лице как субъекте преступления по современному между-
народному уголовному праву однозначно говорить на настоящий
момент не приходится.
	Мы полагаем, что юридические лица должны быть признаны
официально и бесспорно субъектом ответственности по международ-
ному уголовному праву: такое признание позволит более последова-
тельно и эффективно реализовывать задачи международного уголов-
ного права как в международной, так и в национальной юрисдикции.
	Официальное признание юридического лица субъектом престу-
пления по международному уголовному праву потребует внесения
соответствующих изменений в российское уголовное законодатель-
ство, что можно только приветствовать. Другое дело, что кардиналь-
ному пересмотру подвергнется отечественная доктрина субъекта
преступления.

	1Кузнецова Н.Ф. Цели и механизмы реформы Уголовного кодекса // Государство и
	право. 1992. № 6. С. 82.
	2См., напр.: Никифоров A.C. Об уголовной ответственности юридических лиц //
	Уголовное право: новые идеи. М., 1994. С. 43-49.

	Практически таким же образом обстоит дело и с признанием го-
сударства субъектом преступления по международному уголовно-
му праву. Очевидно, что многие преступления против мира и безо-
пасности человечества совершаются от лица государства (например,
развязывание и ведение агрессивной войны). Но может ли государ-
ство нести уголовную ответственность?
	Несмотря на различные точки зрения, нормы международного
права не предусматривают ответственность государства по междуна-
родному уголовному праву. Так, например, ст. 5 Определения агрес-
сии (1974 г.)1 устанавливает только «международную ответствен-
ность» государства за агрессивную войну против мира и безопасности
человечества. Вполне можно согласиться с мнением Ю.М. Рыбакова
о том, что «общепризнанный в настоящее время в международном
праве принцип международной уголовной ответственности индиви-
дов за преступления против мира и безопасности человечества явля-
ется важным и необходимым дополнением института международной
ответственности государства за агрессию как тяжкое международное
преступление»2. Подобная позиция разделяется подавляющим боль-
шинством авторов.
	Тем не менее вопрос ответственности государства за меж-
дународные преступления вызывает много разногласий. В отли-
чие от ответственности индивида, они обусловлены не отсутстви-
ем согласия по вопросу о правовом происхождении ответственно-
сти (юридическая ответственность государства может быть только
международно-правовой), а разным подходом к содержанию ответ-
ственности за международные преступления (конкретному перечню
мер — исходя из их направленности) и оценке характера (являет-
ся ли ответственность уголовной, политической, моральной и т.п.).
Хотя сама возможность несения государством ответственности за со-
вершение международных преступлений является также общепри-
знанной3.

	1Определение агрессии от 14 декабря 1974 года: официальные документы ООН.
	Т. 1. Нью-Йорк, 1975. С. 181.
	2Рыбаков Ю.М. Вооруженная агрессия — тягчайшее международное преступление.
	М„ 1980. С. 182.
	3См.: Bassiouni M.Ch. A Draft International Criminal Code and Draft Statute for an
	International Criminal Court. Dordrecht, 1987. P. 48.

	Отказ от исключительно цивилистического понимания между-
народной ответственности государств и невозможность при помощи
одного института международной уголовной ответственности инди-
вида предупредить совершение международных преступлений при-
водят к тому, что идея особого режима международной ответствен-
ности государства за совершение международных преступлений и
создания международного юрисдикционного органа для ее реализа-
ции продолжает оставаться популярной.
	Комитет по уголовной юстиции в 1951 г. при обсуждении ст. 25
проекта Статута Международного уголовного суда ограничил пер-
сональную подсудность физическими лицами, отметив, что «ответ-
ственность государств за действия, составляющие международные
преступления, имеет преимущественно политический характер» и
«не дело суда решать подобные вопросы»1.
	В 1983 г. Комиссия международного права, возобновив рассмо-
трение темы проекта Кодекса преступлений против мира и безопас-
ности человечества, попросила Генеральную Ассамблею уточнить,
входит ли государство в число субъектов права, которым может быть
вменена международная уголовная ответственность, «ввиду полити-
ческого характера этой проблемы». В 1984 г. Комиссия международ-
ного права решила ограничить проект на нынешнем этапе уголов-
ной ответственностью индивидов, что не препятствует последующе-
му рассмотрению возможности применения к государствам понятия
международной уголовной ответственности2.
	В проект Кодекса включена специальная ст. 4 «Ответствен-
ность государств», которая устанавливает, что «ответственность
отдельных лиц за преступления против мира и безопасности че-
ловечества, предусмотренная в настоящем Кодексе, никоим обра-
зом не влияет на ответственность государств по международному
праву».
	Специальным предметом рассмотрения эта проблема стала в свя-
зи с проектом статей об ответственности государств, который был
принят Комиссией в первом чтении в 1996 г.

	1Документ ООН А/2136.
	2См.: Фисенко И.В. Ответственность государств за международные преступления //
	Белорусский журнал международного права и международных отношений. Мн.,
	1998. № 3.

	В отношении последствий международных преступлений Ко-
миссия международного права признала, что они влекут за собой
все юридические последствия международно-противоправных дея-
ний, а также дополнительные последствия (ст. 51). В качестве осо-
бых последствий международных преступлений Комиссия при-
знала, что реституция в случае международного преступления не
производится лишь в случаях, когда она материально невозмож-
на или влечет за собой нарушение нормы jus cogens, а при получе-
нии сатисфакции потерпевшим государством правомерно выдви-
жение даже таких требований, которые наносят ущерб достоинству
государства-правонарушителя (ст. 52). В дополнение, в проекте со-
держатся обязательства для всех государств не признавать в каче-
стве законной ситуацию, создавшуюся в результате международно-
го преступления, не оказывать помощь или содействие государству,
совершившему преступление, в сохранении этой ситуации, сотруд-
ничать с другими государствами в выполнении этих обязательств
и в осуществлении мер, направленных на ликвидацию последствий
преступления.
	В уже существующих и действующих международных конвенци-
ях, посвященных борьбе с международными преступлениями, проб-
лема ответственности государств не решена, что справедливо рассма-
тривается как их существенный недостаток1.
	Международные судебные и арбитражные органы практически
никогда прямо не рассматривали вопрос о различии режимов ответ-
ственности за международно-противоправные деяния различной тя-
жести. Это легко объяснить. Компетенция международных судебных
органов основана на согласии спорящих сторон, и государства всег-
да негативно относятся к возможности вынесения подобного вопро-
са на суд третьей стороны, ими не контролируемой. Поэтому един-
ственной мерой ответственности, которая рассматривалась в этой
связи, была репарация. В качестве примера можно привести рас-
сматривавшееся в Международном суде ООН дело о проливе Кор-
фу, которое стало поистине хрестоматийным. В Меморандуме Вели-
кобритании действия Албании по расстановке мин в мирное время
квалифицировались как преступление против человечества, однако

	1См., напр.: Ляхов Е.Г. Терроризм и межгосударственные отношения. М„ 1991.
	С. 63,71,82,91.

единственной мерой ответственности, которую должна была понести
Албания, по мнению заявителя, должна была стать репарация.
	Вполне естественно, что такая ситуация в международном праве
вызывает серьезные разногласия и в доктрине по поводу ответствен-
ности государств за международные преступления.
	В доктрине существует довольно влиятельное направление, при-
знающее уголовный характер такой ответственности.
	Большое значение концепции уголовной ответственности госу-
дарств для поддержания мира связывается с возможностью замены
права победителя, права сильного на право справедливости. Теория
уголовной ответственности государств базируется на данных психо-
логии коллективов и социологии тех лет с исходным принципом су-
ществования групповой воли, отличной от воли членов, составляю-
щих группу.
	Г.И. Тункин проанализировал вышеизложенную концепцию и
считает, что основным недостатком концепции уголовной ответ-
ственности государств является идея единства путей международно-
го и национального права, согласно которой «развитие права пред-
ставляет из себя единый процесс, в котором национальное право и
международное право находятся лишь на разных ступенях»1. С этим
в принципе можно согласиться, но в то же время следует отметить,
что в сфере международного уголовного права потребность прове-
дения параллели между системами гораздо больше, чем в других от-
раслях права, в силу особой значимости проблемы принуждения для
международного уголовного права.
	Очевидно, что для механизма реализации уголовной ответствен-
ности государств нужны более солидные гарантии, чем сила великой
державы, предоставление которой в распоряжение международного
уголовного правосудия будет зависеть от совпадения решений по-
следнего с интересами соответствующей великой державы.
X. Лаутерпахт противопоставляет концепцию уголовной ответ-
ственности государств ограничению международной ответственно-
сти государств лишь цивилистической, материальной ответственно-
стью. По его мнению, подобное ограничение позволит индивидам
под прикрытием государства получить в отношении совершенных
ими преступлений определенный иммунитет, которым они не об-

	1Тункин Г.И. Указ. соч. С. 451.


ладают, действуя по отдельности. Причем этот иммунитет распро-
страняется на деяния, которые, «будучи коллективными и пользуясь
поддержкой почти безграничной мощи современного государства,
обладают практически неограниченной разрушительной силой».
	Современные последователи концепции уголовной ответственно-
сти государств стоят на относительно более гибких позициях. К при-
меру, М.Фархад признает за государством возможность предстать
перед судом за совершение международного преступления. При этом
в качестве особенностей государства как субъекта международно-
го уголовного процесса он называет долгое существование (намно-
го превышающее, как правило, человеческую жизнь), более явный
характер нарушения норм международного права и, следовательно,
большую возможность доказательства совершения международного
преступления со стороны государства, более высокий уровень гаран-
тий возмещения причиненного ущерба по сравнению с индивидом,
а также невозможность для государства укрыться от преследования
в силу привязанности к определенной территории.
	В рамках уголовной ответственности государств М. Фархад пре-
дусматривает применение санкций, в основном имущественных, к са-
мому государству и «персональных» санкций к официальным пред-
ставителям преступного государства, общественным образованиям,
вооруженным силам. Автор сформулировал семь статей по уголов-
ной ответственности государств, в которых отражаются его взгля-
ды на происхождение, формы и объем ответственности за междуна-
родные преступления. Седьмая статья посвящена принципиальному
механизму реализации ответственности, который построен на обя-
занности всех государств участвовать в подавлении международных
преступлений по требованию ООН. Невыполнение этой обязанности
является правонарушением1.
	В качестве одного из возражений против концепции уголовной от-
ветственности государств приводится тезис, что в случае ее признания
«вся тяжесть правовых последствий ложится не на виновных, а на все
население, за действия преступной клики должен отвечать народ»2.

	1Обзор точек зрения об ответственности государства в международном уголовном
	праве см.: Фисенко И.В. Указ. соч.
	2Иванова И.М. Международная уголовная юстиция и преступления против чело-
	вечества: дис.... канд. юрид. наук. М., 1959. С. 258.


	В качестве доказательства необходимости распространения уго-
ловной ответственности на весь народ приводятся тезисы, что народ
должен был и мог предупредить совершение преступления, а также,
что такой подход к ответственности народа будет служить сдерживаю-
щим фактором для инициаторов преступления и побудительным фак-
тором для народа принять меры для предупреждения преступления.
	Подобная концепция имеет скорее моральную, чем юридиче-
скую, ценность и преследует цель осудить со стороны международ-
ного сообщества преступное поведение. Фактом является отсутствие
специальных мер и механизма по их осуществлению в отношении
народа, отличающихся от ответственности индивидов, их объедине-
ний, государств за совершение международных преступлений1. На-
род действительно претерпевает определенные и весьма значитель-
ные лишения, но «с юридической точки зрения обязательства, выте-
кающие из ответственности, налагаются только на государство»2.
	Суммируя все вышесказанное, необходимо отметить, что идея
уголовной ответственности государств обуславливается практиче-
ской ценностью этой идеи — не оставить безнаказанным государ-
ство, обычно основной субъект международных преступлений. В ка-
честве главной цели этой концепции можно считать обоснование
специального режима ответственности государств за международные
преступления, стремление выделить ее из общей теории ответствен-
ности государств за действия, нарушающие международное право.
При этом используются различные элементы института ответствен-
ности для выделения ответственности именно за преступления: под-
черкивание сугубо принудительного характера такой ответственно-
сти, практически исключающего возможность согласия преступного
государства на ее реализацию; акцент на процедуре принятия реше-
ния в отношении такого государства и на органе, уполномоченном
принимать такие решения, а именно, судебном органе.
	Таким образом, государство может совершить преступление
в международном праве, но не может подвергаться ответственно-
сти по международному уголовному праву, неся международно-

	1См.: Bassiouni M.Ch. A Draft International Criminal Code and Draft Statute for an
	International Criminal Court. Dordrecht, 1987. P. 50.
	2Курис П.М. Международные правонарушения и ответственность государства.
	Вильнюс, 1973. С. 85.

правовую ответственность. В данном случае мы имеем дело с не-
совпадением понятий «субъект преступления» и «субъект ответ-
ственности». На такое довольно необычное для юриспруденции
положение вещей обратил внимание Ю.В. Петровский: «Одна из ин-
тересных особенностей международно-правовой ответственности за
такие деликты (т.е. совершение преступлений по международному
праву. — А.К.) состоит в несовпадении субъектов правонарушения и
субъектов ответственности»1.
	И наконец, ст. 5 Проекта Кодекса преступлений против мира и
безопасности человечества прямо указывает на то, что государства
несут ответственность только по международному праву. Тем более,
что «ни одно положение... касающееся индивидуальной уголовной
ответственности, не влияет на ответственность государств по между-
народному праву» (ч. 2 ст. 25 Римского Статута).
	Таким образом, концепция уголовной ответственности госу-
дарств существует лишь в доктринальных разработках. По этим
причинам практическое осуществление в настоящее время уго-
ловной ответственности государств невозможно.
	Фактически реализуется политическая (не в смысле оснований, а
в смысле процедуры принятия решений) ответственность государств
за международные преступления. Само «появление политической
ответственности было вызвано в международном праве новой кате-
горией правонарушений — международными преступлениями»2. Эта
ответственность выходит за рамки традиционной обязанности воз-
местить ущерб и предусматривает меры превентивного характера и
меры наказания. Указанные меры носят репрессивный характер, но
уголовными (на сегодняшний день) они не являются по указанным
выше причинам.

§ 2. Принципы nullum crimen sine lege
     и nullum poena sine lege

	Эти принципы являются буквальным воплощением в международном
уголовном праве классической римской правовой формулы «нет пре-

	1 Петровский Ю.В. Международно-правовая ответственность. Л., 1968. С. 113.
	2 Мазов В.А. Ответственность в международном праве. М., 1979. С. 99.

ступления и наказания без указания на то в законе». В соответствии с
Римским Статутом никто не может подлежать ответственности по на-
стоящему Статуту, если только инкриминируемое деяние на момент
его совершения не признавалось преступлением, подпадающим под
юрисдикцию Суда (ч. 1 ст. 22). Недаром ряд зарубежных авторов на-
зывает этот принцип принципом законности (principle of legality)1.
	Как может показаться на первый взгляд, речь идет лишь о пре-
ступлениях, подпадающих под юрисдикцию Суда, а эта формули-
ровка является специализированным выражением общего принципа
уголовного права применительно к юрисдикции Суда.
	Однако это не совсем так — подтверждением универсальности
этого принципа для всего международного уголовного права явля-
ется тот факт, что этот принцип, если не буквально, то по своему
существу содержится практически в каждой международной норме
уголовно-правового характера. Так, например, ч.1 ст.15 Междуна-
родного Пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря
1966 г. (являющегося составной частью Международного стандар-
та ООН в области защиты прав и свобод человека) прямо устанав-
ливает, что никто не может быть признан виновным в совершении
какого-либо уголовного преступления, которое согласно действовав-
шему в момент его совершения внутригосударственному законода-
тельству или международному праву не являлось уголовным престу-
плением. Аналогичная норма содержится в ст.7 Европейской Кон-
венции о защите прав человека и основных свобод.
	Далее, если деяние являлось преступным в соответствии с другой
нормой международного уголовного права до вступления в силу но-
вой нормы, то оно подлежит квалификации по той норме, которая
действовала на момент совершения деяния. Так, например, соверше-
ние акта геноцида до вступления в силу Статута Суда должно быть
квалифицировано в соответствии с Конвенцией о геноциде — если,
конечно, деяние имело место после вступления названной конвен-
ции в силу.
	В одном из судебных прецедентов Европейского Суда по правам
человека также содержится недвусмысленное указание на то, что не-
допустимо никакое отступление от принципа «нет преступления без
указания на то в законе», даже «в период войны или иного чрез-

	1См.: Kittichaisaree К. Op. cit. Р. 43.

вычайного положения» в целях обеспечения максимально эффек-
тивной защиты лица от произвольного уголовного преследования,
осуждения и наказания1.
	Логическим следствием запрета применять положения действу-
ющего международно-правового акта к деяниям, имевшим место до
его вступления в силу, является запрет на применение нормы между-
народного уголовного права по аналогии. В указанных целях прямо
предписана необходимость как можно более четкого определения са-
мого преступления по международному уголовному праву. При этом
следует особо уточнить, что применение решений международных
организаций (в том числе прецедентов международных судов) нель-
зя расценивать как аналогию, в этом случае такое решение разъясня-
ет норму, содержащуюся в другом источнике международного уго-
ловного права. Другое дело, что толкование, данное в решении меж-
дународной организации, является обязательным при применении
той или иной нормы международного уголовного права.
Составной частью рассматриваемого принципа является «прави-
ло о сомнениях», согласно которому любое сомнение в возможности
или правильности квалификации по нормам международного уголов-
ного права должно быть истолковано в пользу обвиняемого лица.

	Исключение. Как ни странно, но именно из этого принципа
	история международного уголовного права знает прямые ис-
	ключения. Речь идет о признании виновности и об установ-
	лении ответственности за те деяния, которые совершались до
	вступления в силу нормативного предписания международ-
	ного права во время Второй мировой войны. Действительно,
	в документах Нюрнбергского и Токийского трибуналов опре-
	делена вина военных преступников и в тех деяниях, которые
	на момент их совершения формально не являлись преступле-
	ниями по международному праву. Как известно, защита тре-
	бовала отмены самого процесса по этому основанию, однако
	трибунал сослался на то, что все совершенные военными пре-
	ступниками деяния расценивались как преступные по обычно-
	му международному праву.


	1S.W. против Соединенного Королевства. Судебное решение от 22 ноября
	1995 г. // Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. М„
	2000. С. 161-162.

	
        Подчеркнем: исключительность данного случая была обуслов-
лена исключительностью обстановки юридического процесса над
военными преступниками Второй мировой войны. Недаром след-
ствием прецедентного формулирования основных принципов меж-
дународного права и их нормативным закреплением в Уставе Нюрн-
бергского трибунала явилось принятие ряда фундаментальных меж-
дународных нормативных актов, заложивших основу современного
международного уголовного права (в частности, Конвенции о гено-
циде, Женевских конвенций о праве вооруженных конфликтов).
	Несомненно, понятие и понимание преступления как юридиче-
ского факта, вызывающего к жизни само уголовное правоотноше-
ние, являются ключевыми в уголовном праве. Подавляющее боль-
шинство институтов уголовного права (как национального, так и
международного) в той или иной степени зависят от понятия престу-
пления, будучи, по существу, производными от него. Действительно,
универсализация международного правопорядка, в том числе дости-
гаемая за счет развития международного уголовного права, требует
своеобразной универсализации основных положений практически
всех отраслей права — и уголовное право здесь не исключение. Нао-
борот, уголовное право, будучи самым репрессивным по своей при-
роде, все в большей мере требует если и не полной идентичности,
то хотя бы концептуальной одинаковости в оценке деяния как пре-
ступного. Такая «одинаковость» отразится и на всех производных
уголовно-правовых институтах как в национальных правовых систе-
мах, так и в системе международного права в целом.
	Международное уголовное право является одним из факторов
сближения национальных уголовно-правовых систем. И ключевой
момент в таком сближении — это принципиально сходный подход к
определению преступления в международном уголовном праве. Та-
кое определение так или иначе должно быть воспринято уголовны-
ми законами государств, а значит, в понимании преступления дей-
ствительно возобладают, не могут не возобладать, общечеловече-
ские ценности.
	Какие характеристики присущи преступлению по международ-
ному уголовному праву? Отметим сразу, что такие характеристики
должны иметься у каждого деяния, признаваемого преступным по
международному уголовному праву.
	В первую очередь, преступление является юридическим фактом,
порождающим уголовное правоотношение в международном праве.


При этом такой юридический факт нельзя расценить как событие, не
зависимое от воли и сознания человека.
	Очевидно, что преступление — это прежде всего деяние лица, его
акт поведения, имеющий временные и пространственные характери-
стики. При этом такое деяние должно совершаться осознанно, а со-
вершающее лицо — поступать волевым образом. При этом в между-
народном уголовном праве презюмируется тот факт, что соверше-
ние целого ряда деяний любым лицом должно осознаваться как явно
преступное. Эта чрезвычайно важная новелла (ч. 2 ст. 33 Римского
Статута) позволяет утверждать, что любой человек в силу того, что
«все люди... наделены разумом и совестью» (ст. 1 Всеобщей Декла-
рации прав человека от 10 декабря 1948 г.), должен осознавать не-
допустимость таких деяний, как геноцид либо преступления против
человечности, и доказывать обратное не требуется. На этом положе-
нии в международном уголовном праве основана презумпция вменя-
емости лица, в силу которой каждый человек, пока не доказано об-
ратное, понимает (осознает) фактический характер того, что он сам
делает (или не делает).
	Каким может быть деяние как акт поведения лица в международ-
ном уголовном праве?
	В подавляющем большинстве международных актов указывает-
ся на преступность не просто деяния, а действия, т.е. активного, осо-
знанного и волевого поведения человека. Однако, как нам представ-
ляется, в ряде случаев вполне возможно совершение преступления
по международному уголовному праву и бездействием.
	Так, например, в соответствии с ч. 2 ст. 28 Римского Статута во-
енный командир (начальник) подлежит ответственности за те де-
яния, которые совершены находящимися под «его эффективным
контролем» подчиненными, если совершение этих деяний стало ре-
зультатом «неосуществления» командиром контроля надлежащим
образом.
	При этом ответственность командира за действия своих подчи-
ненных имеет место, если соблюдены следующие условия:
	а) знание и игнорирование того факта, что подчиненные совер-
	   шали или намеревались совершить преступление;
	б) преступление, совершенное подчиненными, затрагивали дея-
           тельность, подпадающую под «эффективный контроль» на-
	   чальника;
	в) начальник не принял всех «необходимых и разумных мер»
	   в рамках его полномочий для предотвращения или пресече-
	   ния преступных действий своих подчиненных.

	В данном случае командир (начальник) совершает преступное
бездействие, т.е. преступным само по себе расценивается неиспол-
нение лицом специально возложенных на него обязанностей (в дан-
ном случае — по контролю за поведением своих подчиненных). При
этом, как представляется, такая обязанность может иметь место как
в силу прямого правового предписания, так и в силу служебного
(должностного, официального) статуса лица.
	Очевидно, что преступлений, совершаемых бездействием, в меж-
дународном уголовном праве гораздо меньше, чем тех, которые ха-
рактеризуются активными действиями лица. Для нас же основное
значение имеет сам факт того, что деяние в международном уголов-
ном праве может быть совершено как действием, так и бездейст-
вием.
	Для того, чтобы деяние было признано преступным, оно должно
обладать рядом обязательных юридических признаков. Попробуем
определиться в понимании последних.
	Задачей международного уголовного права является охрана
международного правопорядка от преступных посягательств. Сама
по себе категория «международный правопорядок» чрезвычайно
обширна и является результатом взаимного интегрирования раз-
личных категорий правопорядка, обеспечиваемого международным
правом.
	В отечественном уголовном законе одним из фундаментальных
признаков преступления является его общественная опасность, т.е.
способность предусмотренного уголовным законом деяния причи-
нить вред охраняемым общественным отношениям и интересам. При
этом в российской науке традиционно считается, что общественная
опасность — главный, основополагающий признак преступления, по
которому и проводится его отграничение от иных правонарушений.
Примечательно, что данный признак расценивается как обязатель-
ный для преступления в уголовном праве многих государств различ-
ных правовых семей1.

	1Так, в примерном Уголовном кодексе США преступление определено как «по-
	ведение, неоправданно и неизвинительно причиняющее существенный вред интересам
        личности и общества или угрожающее причинением такого вреда». См.:
	Примерный Уголовный кодекс (США). М., 1969. С. 32.


	Представляется, что как общественная опасность в отечествен-
ном уголовном праве, так и способность преступления в междуна-
родном уголовном праве причинить вред интересам мирового пра-
вопорядка — это объективное качество деяния, его внутренняя ха-
рактеристика.
	Действительно, в международном уголовном праве определена
преступность самых различных по своим проявлениям деяний. При
этом многие из них в национальном праве традиционно считаются
общеуголовными преступлениями. Однако международные нормы
предписывают расценивать такие общеуголовные деяния как престу-
пления по международному праву (например, убийство, умышлен-
ное причинение «серьезных» телесных повреждений военнопленно-
му либо мирным гражданам, находящимся на оккупированной тер-
ритории; незаконный оборот наркотических средств и психотропных
веществ; фальшивомонетничество).
	Что объединяет такие «общеуголовные» преступления и престу-
пления, традиционно рассматриваемые как преступления по между-
народному уголовному праву?
	Нам представляется, что их объективный юридический «зна-
менатель» заключается в том, что эти разные деяния так или ина-
че посягают на интересы поддержания мирового правопорядка —
при этом каждое из преступлений причиняет вред (создает угрозу
причинения вреда) какой-либо составной части мирового право-
порядка.
	Так, например, деяния, расцениваемые как военные преступле-
ния (убийства, причинение вреда здоровью, изнасилование и другие,
совершение которых в мирное время либо в момент отсутствия воо-
руженного конфликта немеждународного характера расцениваются
как общеуголовные и, соответственно, не являются юридическими
фактами в международном уголовном праве), посягают на интере-
сы поддержания норм и обычаев ведения военных действий и воору-
женных конфликтов.
	Фальшивомонетничество (вот уж исторически «национальное»
преступление, приобретшее в настоящее время широкий междуна-
родный размах) посягает на такую составную часть мирового право-
порядка, как обеспечение интересов экономической и коммерческой
деятельности в транснациональном масштабе.
	Незаконный оборот наркотических средств и психотропных ве-
ществ как преступное деяние угрожает здоровью населения в ми-
ровом масштабе, а не только интересам поддержания здоровья не-
определенного круга лиц внутри какого-либо одного государства
(достаточно вспомнить, что годовые обороты латиноамериканских,
южно-азиатских и центрально-азиатских производителей и торгов-
цев наркотиками превышают или соответствуют валовым нацио-
нальным продуктам соответствующих государств, а угроза распро-
странения наркомании приобретает угрожающие масштабы плане-
тарного значения).
	Примеры можно было бы продолжить, но значение всех на-
ших рассуждений сводится к одному — объективным и обязатель-
ным признаком любого преступного деяния по международно-
му уголовному праву является причинение им вреда мировому
правопорядку в целом либо составляющим частям такого
правопорядка. Именно это качество любого преступления по
международному уголовному праву определяет его юридическую
природу. При этом следует иметь в виду, что интересы обеспече-
ния мирового правопорядка в целом и его составляющих частей
в конечном итоге касаются интересов не только всех стран, но и
всех людей, независимо от места их проживания и прочих харак-
теристик.
	Далее, в силу принципа «нет преступления без указания на то
в законе» неотъемлемым признаком любого преступления по меж-
дународному уголовному праву необходимо считать его противо-
правность.
	Противоправность означает прямую запрещенность деяния по
международному уголовному праву. Как представляется, нельзя
в качестве нарушения признака противоправности деяния расцени-
вать действие решений международных организаций (прецедентов
международных судов) в силу того, что они являются скорее право-
толкующими, а не правоустанавливающими источниками современ-
ного международного уголовного права.
	В теории советского уголовного права обычно утверждалось, что
противоправность любого преступления — это его производный,
«второстепенный» признак. Применительно к международному уго-
ловному праву с такой позицией согласиться нельзя: так как одним

из общих принципов уголовного права провозглашен принцип nullun
crimen sine lege, то и признак противоправности преступления следует
считать основным.
	Несмотря на обычное отсутствие указания на обязательность
установления вины в совершении деяния, в качестве признака лю-
бого преступления необходимо расценивать виновность лица в его
совершении.
	Виновность означает, что лицо, совершающее деяние, имеет
определенное психическое отношение к своему действию (бездей-
ствию) и возможным последствиям своего действия (бездействия).
Акты международного уголовного права нередко употребляют при
характеристике психической деятельности такого лица следующие
термины: «намерение» (ст. II Конвенции о геноциде); «сознатель-
ность» (ст. 2 Конвенции о борьбе с торговлей людьми и с эксплуата-
цией проституции третьими лицами от 12 марта 1950 г.1); «преднаме-
ренность» (ст. 1 Конвенции о борьбе с незаконными актами, направ-
ленными против безопасности гражданской авиации от 23 сентября
1971 г.2).
	Как видно из приведенных примеров, для вменения преступле-
ния по международному уголовному праву требуется установить
определенное психическое состояние лица, совершающего это дея-
ние (а в ряде случаев, мотивацию и (или) целеполагание действий
такого лица). В науке уголовного права такое психическое состоя-
ние, психические процессы получили определение «вина в соверше-
нии преступления».
	При этом надо заметить, что виновность как признак преступле-
ния означает не только сам факт наличия того или иного психическо-
го отношения к совершенному деянию, но и необходимость доказан-
ности этого психического отношения при правоприменении. И здесь
мы сталкиваемся со своеобразным конфликтом наличия фактиче-
ской виновности лица (т.е. де-факто имевшегося у него определенно-
го психического состояния по отношению к содеянному) и презумп-
цией невиновности, определенной в основополагающих документах

	1Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с
	иностранными государствами. Вып. 16. М., 1957. С. 281.
	2Там же. Вып. 29. М„ 1975. С. 90-95.

Международного Стандарта прав человека. В рамках конкуренции
указанных положений, на наш взгляд, возможен сам факт развития
материального правоотношения ответственности в процессуальных
формах.
	Акты международного уголовного права последовательно тре-
буют от государств-участников устанавливать не просто преступ-
ность того или иного деяния в национальном законе, но и его нака-
зуемость. Следовательно, мы можем говорить о том, что признаком
всякого преступления по международному уголовному праву являет-
ся ответственность физического лица за его совершение.
	Под ответственностью мы понимаем обязанность лица подвер-
гнуться за содеянное каким-либо неблагоприятным принудитель-
ным последствиям. В силу специфики правоотношения в междуна-
родном уголовном праве, а также применения норм международно-
го уголовного права, формальные пределы ответственности обычно
в самих международно-правовых актах не установлены. По этой
причине границы ответственности за каждое преступление устанав-
ливаются национальным законодателем в соответствии с предписа-
ниями международного уголовного права.
	Мы сознательно избегаем такой характеристики преступления
в международном уголовном праве, как его «наказуемость», именно
по этой причине.
	Наказуемость, как известно, — формализованный признак, озна-
чающий, какое именно и в каком объеме наказание «грозит» пре-
ступнику. Но факт совершения преступного деяния по междуна-
родному уголовному праву еще не означает окончательную предре-
шенность вопроса о том, какое наказание и в каких пределах будет
назначено лицу, признанному виновным. Вопрос о формально воз-
можном наказании зависит от того, кем и как будет применена норма
международного уголовного права либо национального уголовного
права (в соответствии с международным), т.е. в целом от возможно-

	1Часть 2 ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах от
	16 декабря 1966 г. гласит: «Каждый обвиняемый в уголовном преступлении име-
	ет право считаться невиновным, пока виновность его не будет доказана согласно
	закону». Аналогичные предписания имеются в ч. 2 ст. 6 Европейской Конвенции
	о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г., а также обычно
	присутствуют в конституционном и процессуальном законодательстве государств
	(например, ст. 49 Конституции России).

го варианта реализации материального правоотношения в междуна-
родном уголовном праве.
	К тому же необходимо еще раз отметить, что принцип nullum poena
sine lege определяет сам факт того, что виновное лицо должно
понести наказание. А последнее может быть, например, назначено
в соответствии со сложившейся практикой правоприменения между-
народными организациями.
	
        На основе изложенного предлагается определить преступление
в международном уголовном праве как нарушающее мировой право-
порядок, виновно совершенное лицом деяние, противоправность ко-
торого и ответственность за которое установлены в международном
уголовном праве.
	Предложенное определение преступления в международном уго-
ловном праве содержит его обязательные признаки (юридические и
социальные), присущие каждому преступному деянию как юридиче-
скому факту в международном уголовном праве1.
	Но правовые нормы не содержат непосредственного указания на
сами юридические факты, являясь только юридическими абстракци-
ями. Для реализации уголовной ответственности по международно-
му уголовному праву требуется установить соответствие деяния (как
юридического факта) предписанию самой нормы, т.е. произвести
юридическую квалификацию содеянного, на основе которой, соб-
ственно, и строится применение нормы международного уголовно-
го права.
	Норма содержит логико-юридическую абстракцию, которую в те-
ории уголовного права принято называть составом преступления.
	Под составом преступления в литературе традиционно по-
нимается совокупность установленных уголовным законом объек-
тивных и субъективных признаков, характеризующих общественно
опасное деяние как преступление. При этом отмечается, что любой
состав преступления образует четыре группы признаков, называе-
мые элементами состава преступления: объективные признаки (объ-

	1Отметим. что авторское понимание преступности деяния по международному
	уголовному праву нашло поддержку в специальной литературе. См.: Адельха-
	нян P.A. Преступность деяния по международному уголовному праву. М., 2002.
	С. 12.

ект и объективная сторона) и субъективные признаки (субъект и
субъективная сторона).
	Анализ норм международного уголовного права также позволя-
ет говорить о том, что в них определяются признаки, характеризую-
щие то или иное деяние как преступное. При этом данные признаки
могут носить как объективный характер (описание деяния, послед-
ствий, способов совершения деяния, обстановки его совершения и
пр. — в западной теории объективные признаки определяются как
«actus reus»), так и субъективный характер {«means геа» — например,
цели и мотивы поведения виновного).
	Каждое преступление по международному уголовному праву ха-
рактеризуется четырьмя обязательными признаками: опасностью
для мирового правопорядка, противоправностью, виновностью, на-
личием индивидуальной ответственности за его совершение.
	Представляется справедливым, что этим признакам фактически
совершаемого преступления должны соответствовать определенные
юридические формы, характерные для правовой нормы. Тем более,
что начальным этапом любого правового регулирования являет-
ся наличие той или иной юридической нормы, которая может быть
применена при состоявшемся юридическом факте.
	На наш взгляд, самые разнообразные юридические признаки, ха-
рактеризующие деяние как преступное, можно сгруппировать в соот-
ветствии с признаками самого преступления следующим образом.

	Признаки, юридически характеризующие то или иное качество
преступного деяния, можно объединить в юридические элементы
нормы международного уголовного права. Представляется возмож-
ным применить в доктрине международного уголовного права выра-
ботанное учение о составе преступления. Это подтверждается и са-
мим международным правом. Так, в частности, в ч. 1 ст. 20 Римско-
го Статута содержится прямое упоминание о «составе преступления»
как о юридической характеристике самого преступления.
	Мы не будем детально останавливаться на понимании и значе-
нии состава преступления. Отметим, что в силу разнообразия источ-
никовой базы международного уголовного права составы тех или
иных преступлений могут содержаться в самых различных между-
народных актах. При этом составы могут содержаться одновремен-
но в нескольких действующих документах (например, состав престу-
пления геноцида содержится как в соответствующей конвенции, так
и в Римском Статуте).


	С учетом изложенного состав преступления по международно-
му уголовному праву можно определить как совокупность установ-
ленных источниками международного уголовного права объектив-
ных и субъективных признаков, характеризующих деяние как пре-
ступление по международному уголовному праву.
	Одной из самых примечательных тенденций в развитии меж-
дународного уголовного права стала эволюция института обстоя-
тельств, расцениваемых в отечественном законодательстве как «ис-
ключающие преступность деяния».
	Формирование этого института началось с понимания того, что,
несмотря на принцип недопустимости ссылки на приказ, причинение
объективно преступного вреда во исполнение последнего все же мо-
жет при определенных обстоятельствах расцениваться в целом как
непреступное. Так, Комиссия международного права ООН, формули-
руя принципы Нюрнбергского процесса, решила этот вопрос следую-
щим образом: «Исполнение приказа правительства или начальника
не освобождает от ответственности... если фактически был возможен
сознательный выбор»1.

	1Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма... С. 113.

	Следует обратить внимание, что современные источники между-
народного уголовного права не употребляют формулировки «обсто-
ятельство, исключающее преступность деяния». Вместо этого речь
идет об обстоятельстве, освобождающем от ответственности. При
этом существует довольно большой перечень таких обстоятельств
(ст. 31-33 Римского Статута). Все указанные обстоятельства имеют
абсолютно различную правовую природу (невменяемость, принуди-
тельная интоксикация, ошибка в факте и пр.).
	Тем не менее, на наш взгляд, позволительно говорить о выделе-
нии в международном уголовном праве ряда обстоятельств, которые
традиционно в теории уголовного права определяются как «обсто-
ятельства, исключающие преступность деяния». Последние связаны
между собой следующими юридическими посылками:
   а) вред, причиненный лицом в условиях такого обстоятельства,
      объективно является преступным;
   б) лицо, причинившее такой вред, сохраняет все признаки субъ-
      екта на момент причинения (т.е. остается вменяемым);
   в) отсутствуют основания для признания вреда причиненным
      в силу фактической или юридической ошибки.

      Совокупность этих условий и одновременное наличие обстоя-
тельства, освобождающего лицо от ответственности, дают право по-
лагать, что такое обстоятельство по своей правовой природе не про-
сто освобождает лицо от ответственности, а дает ему право на при-
чинение вреда охраняемым международным уголовным правом
интересам.
	Данные обстоятельства (кроме исполнения приказа, который бу-
дет рассмотрен особо) содержатся в ст. 31 Римского Статута.
	В соответствии с п. «с» ч. 1 этой нормы лицо может не нести от-
ветственность, если, причиняя вред, действовало «разумно для защи-
ты себя или другого лица или, в период военных действий, имуще-
ства, которое является особо важным для выживания данного лица
либо другого лица, либо имущества, которое является особо важным
для выполнения задачи военного характера».
	При этом главное требование допустимости такого вреда — его
соразмерность степени опасности, угрожавшей этому лицу, другому
лицу или названному имуществу.
	Опасность, от которой лицо защищается, может исходить только
от человека — по существу, нападающего человека. И причинитель
вреда применяет к нему контрдействие — защищается, причиняя при
этом вред. Примечательно, что «соразмерность» причиненного вре-
да не означает его полной эквивалентности, ведь тогда защищаю-
щийся не сможет, например, никогда лишить жизни нападающего.
	Представляется, что данное обстоятельство если и не соответст-
вует прямо, то корреспондирует к хорошо известной многим наци-
ональным законам необходимой обороне. Однако международное
уголовное право предоставляет право на оборону не от всякого по-
сягательства, а только от посягательства (нападения) на человека и
особо ценное имущество. Кроме того, участие лица в операции по за-
щите, само по себе, «не является основанием для освобождения от
уголовной ответственности» по этому обстоятельству.
	Другим обстоятельством освобождения от ответственности, име-
ющим сходную юридическую природу, является причинение вреда
в силу «вынужденной ответной реакции на угрозу неминуемой смер-
ти либо неминуемого причинения тяжких телесных повреждений
для самого лица или другого лица» (п. ч. 1 ст. 31 Римского Ста-
тута).
	Такая угроза может: исходить от других лиц; быть создана дру-
гими обстоятельствами, не зависящими от этого лица (при этом, не
обязательно человеком).
	Лицо может быть освобождено от ответственности за причине-
ние вреда в данной ситуации, если:
   а) приняло «необходимые и разумные» меры для устранения
      угрозы;
   б) не намеревалось причинить больший вред, чем тот, который
      пыталось предотвратить.

        Конструкция этого обстоятельства освобождения от ответствен-
ности весьма сильно напоминает еще одно традиционное исключаю-
щее преступность обстоятельство — крайнюю необходимость. Одна-
ко, в отличие от российской крайней необходимости, ситуация «вы-
нужденной ответной реакции», по всей видимости, все же допускает
реальное причинение большего вреда, чем вред предотвращенный.
	В любом случае, на данный момент вряд ли возможно проводить
жесткую сравнительную параллель между этими обстоятельствами
и традиционными обстоятельствами, исключающими преступность
деяния.
	Думается, что в дальнейшем оба эти обстоятельства, наряду с
исполнением приказа, будут эволюционировать в сторону большей
юридической проработанности и, возможно, получат статус «полно-
ценных» обстоятельств, исключающих именно преступность деяния
но международному уголовному праву. Конечно, пока можно толь-
ко говорить об эволюции в международном уголовном праве инсти-
тута обстоятельств, исключающих преступность деяния. Норматив-
ное признание данных обстоятельств позволит по-новому подойти к
оценке многих фундаментальных положений международного уго-
ловного права и потребует соответствующих изменений уголовного
нрава России и других стран.

Принцип nullum poena sine lege

	Смысл данного принципа состоит в том, что лицо, признанное вино-
пным по международному уголовному праву, может быть подвергну-
то наказанию, определенному нормой международного уголовного
права.
	И вот здесь возникает довольно серьезная проблема — о каком
применении наказания «по букве закона» может идти речь, если
нормативные международные акты, определяющие преступность де-
яния, обычно не содержат ни вида наказания, ни его размера.
	Исключение из этого общего правила имеется в Римском Статуте.
Как отмечалось в литературе, при принятии этого документа ожив-
ленно дебатировался вопрос о возможности применения смертной
казни, но он не получил поддержки1. В соответствии со ст. 77 Ста-
тута виновное лицо по решению Международного уголовного суда
может быть приговорено к лишению свободы на срок до 30 лет либо
к пожизненному лишению свободы (если это оправдано «исключи-
тельно тяжким характером преступления»).
	Но как и какое наказание надо назначать, если определение по-
следнего отсутствует в норме международного уголовного права? Ре-
шение этой проблемы видится в следующем. Нормы международ-
ного уголовного права допускают (если не предписывают) возмож-
ность применения национального уголовного права (п. «с» ч. 1 ст. 21
Римского Статута). Видимо, это указание в полной мере относится к
назначению вида и размера наказания за международное преступле-
ние, определенных в национальном праве. При этом, как уже гово-
рилось, многие международные акты, предписывающие установить

	1 См.: Кузьменков С.Ю. О принятии Статута Международного уголовного суда //
	Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1999. № 4. С. 62.

преступность того или иного деяния в национальном праве, требуют
устанавливать «строгие и эффективные» виды наказания. В данном
утверждении проявляется специфика реализации рассматриваемых
принципов в российском уголовном праве.
	Недопустимость применения к лицу более строгого наказания,
чем то, которое предусматривалось законом на момент совершения
деяния, подтверждена на европейском уровне прецедентными реше-
ниями Европейского Суда по правам человека1.
	Если же преступность (и, соответственно, наказуемость) деяния
в национальном законе не определена, то правоприменитель может
назначить наказание виновному лицу, опираясь на свое собственное
понимание международного уголовного права либо на ранее приня-
тое решение (в том числе, и прецедент международного суда).
	В заключение отметим, что совокупность принципов nullum crimen
sine lege и nullum poena sine lege образует своеобразный принцип
законности в международном уголовном праве.

§ 3. Принципы недопустимости ссылок
на официальный статус и приказ

	Принцип недопустимости ссылки на официальное или должностное
положение лица был впервые сформулирован в ст. 7 Устава Нюрн-
бергского трибунала: «Должностное положение подсудимых, их по-
ложение в качестве глав государств и ответственных чиновников
различных правительственных ведомств не должно рассматриваться
как основание к освобождению от ответственности или смягчающее
наказание», а затем повторен в Уставах Международных трибуналов
по бывшей Югославии (ст. 7) и Руанде (ст. б)2.
	Представляется очевидным тот факт, что многие преступления
по международному уголовному праву (в частности, преступления
против мира и безопасности человечества) являются результатом

	1Welch против Соединенного Королевства. Судебное решение от 9 февраля
	1995 г. // Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. М„
	2000. С. 79-84.
	2«Должностное положение обвиняемого в качестве главы государства или прави-
	тельства или ответственного чиновника не освобождает это лицо от уголовной
	ответственности и не является основанием для смягчения наказания».


государственной политики правящих кругов — для этого достаточно
вспомнить исторические события XX в. (нацистский режим в Гер-
мании, правление Пол Пота в Камбодже, события на территории
бывшей Югославии и пр.). По всей видимости, назначение данного
принципа состоит в реализации неотвратимости наказания тех лиц,
которых можно назвать «главными» виновниками этих преступ-
лений.
	В соответствии со ст.13 Проекта Международного уголовного
кодекса, никакой официальный статус лица (в том числе, главы го-
сударства или правительства) не освобождает его от уголовной от-
ветственности за совершение преступлений против мира и безопас-
ности. Более того, ч.1 ст.27 Римского Статута устанавливает, что
положения Статута применяются в равной мере ко всем лицам «без
какого бы то ни было различия на основе должностного положения».
Незыблемость данного принципа подтверждена в решениях между-
народных трибуналов ad hoc1.
	Такое указание позволяет нам предположить, что принцип не-
допустимости ссылки на официальное или должностное положение
лица по своей сути оформляет равенство всех лиц вне зависимости
от их должностного (официального) статуса в международном уго-
ловном праве.
	Это подтверждается тем, что на ответственность официальных и
должностных лиц не влияет наличие у них каких-либо иммунитетов
от уголовной ответственности, предусмотренных как в международ-
ном, так и в национальном законодательстве (ч. 2 ст. 27 Римского
Статута). В новейшей международной практике имеются примеры,
когда суд не принял во внимание наличие иммунитета для привлече-
ния должностного лица к ответственности.
	
        Так, английский суд не принял во внимание наличие парламентско-
	го иммунитета бывшего чилийского диктатора А. Пиночета, обви-
	ненного в совершении ряда военных преступлений.

	Составной частью данного принципа является ответственность
командиров и других военных начальников за совершение престу-
плений по международному уголовному праву, согласно которому

	1См., напр.: Prosecutor v. Zejnil Delalic, Zdravko Mucic, Hazim Delic, Esad Landzo. Case
	№ IT-96-21-T. 16 November 1998. § 333-343.

военные командиры или лица, «эффективно действующие в качестве
военных командиров», подлежат ответственности за преступные по
международному уголовному праву деяния, если те совершены сила-
ми, находящимися под его «эффективным командованием, властью
или контролем» (ч. 1 ст. 28 Римского Статута).
	В науке нередко это положение выделяется в качестве самостоя-
тельного принципа международного уголовного права (принцип «от-
ветственности вышестоящих должностных лиц»)1. Однако, на наш
взгляд, ответственность официальных и должностных лиц государ-
ства и ответственность «вышестоящих должностных лиц» объединя-
ет тот факт, что эти лица для совершения преступления по между-
народному уголовному праву используют свой юридический статус.
При этом сами они непосредственно своими действиями или бездей-
ствиями могут и не совершать преступления, но расцениваются как
его исполнители в силу того, что подчиненные им лица выполняют
их приказы и распоряжения.
	Но ответственность вышестоящих должностных лиц имеет свою
специфическую особенность. Так, военный командир несет ответ-
ственность за действия своих подчиненных, когда он должен был
знать, что вверенные ему силы совершают преступление, но не при-
нял всех мер в пределах своих полномочий для предотвращения или
пресечения его совершения.
	Это положение, впервые появившееся еще в IV Гаагской кон-
венции о законах и обычаях сухопутной войны (1907 г.), в наибо-
лее полной мере было закреплено I Дополнительным Протоколом от
8 июня 1977 г. к Женевским Конвенциям 1949 г.2 (далее — I Допол-
нительный протокол).

Недопустимость ссылки на приказ начальника
или предписание закона

	Многим национальным уголовным законам известно такое обстоя-
тельство, исключающее преступность содеянного, как исполнение
приказа. Однако сам этот правовой институт свое становление полу-
чил как раз в нормах международного уголовного права.

	1См.: Лукашук И.И., Наумов A.B. Международное уголовное право. М., 1999.
	С. 30-31.
	2Документ ООН/А/32/114. Приложение I.

	Так, в IV Принципе международного права, нашедшем свое от-
ражение в Уставе и решениях Нюрнбергского трибунала, содержит-
ся указание на то, что исполнение приказа правительства или на-
чальника не освобождает лицо (исполнителя) от ответственности по
международному праву, если сознательный выбор был фактически
для него возможен.
	В дальнейшем принцип недопустимости ссылки на приказ на-
чальника или предписание закона получил развитие в Кодексе
должностных лиц по поддержанию правопорядка 1979 г.1, устано-
вившего, что ни одно должностное лицо по поддержанию правопо-
рядка не может осуществлять, подстрекать или терпимо относить-
ся к любому действию, представляющему собой пытку или другие
жестокие, бесчеловечные или унижающие достоинство виды обра-
щения и наказания, и ни одно должностное лицо по поддержанию
правопорядка не может ссылаться на распоряжения вышестоящих
лиц или такие исключительные обстоятельства, как состояние вой-
ны или угроза войны, угроза национальной безопасности, внутрен-
няя политическая нестабильность или любое другое чрезвычайное
положение для оправдания пыток или других жестоких, бесчело-
вечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания
(п. 8).
	Названный Кодекс ввел юридическое обоснование уголовной от-
ветственности исполнителя за исполнение незаконного приказа вы-
шестоящих должностных лиц: применение силы и (или) огнестрель-
ного оружия не является оправданием, если лицо-исполнитель знало
«о явной незаконности приказа». При этом ответственность в любом
случае возлагается также на «вышестоящих должностных лиц, от-
давших незаконные приказы» (п. 26).
	Аналогичные предписания содержатся в п. 3 ч. 2 Конвенции про-
тив пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих чело-
веческое достоинство видов обращения и наказания (1980 г.).
	Международно-правовые акты в регламентации ответственности
за исполнение незаконного приказа исходят из концепции «умных
штыков»: лица, совершающие преступление при исполнении явно
для них незаконного приказа, должны подлежать уголовной ответ-

	1Международная защита прав и свобод человека: сборник документов. М., 1990.
	С. 319-325.

ственности, а начальник должен нести ответственность за совершен-
ные преступления при исполнении отданного им незаконного при-
каза в любом случае1.
	Нетрудно заметить, что доктрина «умных штыков» положена
в основу регламентации уголовной ответственности при исполнении
приказа в российском уголовном праве (ст. 42 УК РФ).
	В теории приказ обычно определяется как данное компетентным
органом либо лицом, наделенным соответствующими полномочия-
ми, распоряжение другому лицу о совершении какого-либо действия
(бездействия). При этом вполне допустима ситуация, когда отдается
приказ о совершении какого-либо деяния, преступного по междуна-
родному уголовному праву.
	В принятых в последнее время документах международного пра-
ва содержится перечень обстоятельств, освобождающих исполните-
ля приказа от уголовной ответственности. При этом должны быть
соблюдены все требования, а именно:
   а) исполнитель был обязан исполнить приказ правительства
      или начальника;
   б) исполнитель не знал, что приказ был незаконным или сам
      приказ не носил явно незаконного характера.

        Несоблюдение этих критериев является основанием для привле-
чения исполнителя приказа к ответственности по международному
уголовному праву. Тем не менее факт обязательности приказа может
расцениваться как обстоятельство, смягчающее наказание — если
приказ исполнен лицом под страхом «серьезных отрицательных по-
следствий» для себя или своей семьи2.
	Освобождение исполнителя приказа от ответственности по меж-
дународному уголовному праву не означает автоматического осво-
бождения лица, отдавшего такой приказ. Более того, мы полностью
солидарны с точкой зрения о том, что сам факт отдачи должностным
(официальным) лицом приказа о совершении преступления должен,

	1См.: Зимин В.П. Правомерное неисполнение приказа: доктрина «умных шты-
	ков» // Правоведение. 1993. № 2. С. 35-45.
	2Статья 8 Устава Нюрнбергского трибунала; ст. 7 Устава Международного три-
	бунала по бывшей Югославии; ст. 6 Устава Международного трибунала по Ру-
	анде.

в случае неисполнения такого приказа, расцениваться как неокон-
ченное преступление для лица, отдавшего приказ1.
	Регламентация ответственности за причинение вреда во испол-
нение обязательного приказа (распоряжения) явилась существенной
новеллой УК РФ — в советском законодательстве это обстоятельство
отсутствовало. Данный факт свидетельствует о восприятии россий-
ским уголовным законом тех норм международного права, которые
регулируют вопросы применения отдельных уголовно-правовых ин-
ститутов.
Исключение. В силу ч. 2 ст. 33 Римского Статута приказ о со-
	вершении акта геноцида или любого преступления против че-
	ловечности всегда расценивается как явно незаконный. Это
	означает, что исполнитель такого приказа (в силу очевидной
	преступности последнего) не может освобождаться от ответ-
	ственности ни при каких обстоятельствах. Очевидность пре-
	ступности приказа означает, что любой человек должен по-
	нимать де-факто, что ему отдан приказ о совершении пре-
	ступления и оно, исполняя такой приказ, также совершает
	преступление.
	Представляется, что принципы недопустимости ссылки на
	официальный статус или приказ являются производными от
	принципа индивидуальной ответственности в международном
	уголовном праве.
	Действительно, особая оговорка об ответственности вышеука-
	занных лиц является ничем иным, как проявлением ужесточе-
	ния международно-правовой уголовной репрессии, обуслов-
	ленной самим статусом лица.
	В связи с этим можно предположить, что принципы недопу-
	стимости ссылки на официальный статус или приказ — част-
	ное проявление принципа индивидуальной ответственности,
	наличие которого обусловлено специальным статусом субъек-
	та — причинителя вреда. Специализация субъекта зависит от
	его положения в системе государственного органа или подраз-
	деления (начальник-подчиненный).

	1См.: Соломоненко И.Г. Исполнение приказа и его уголовно-правовое значение.
	Ставрополь, 2000. С. 65-66.



§ 4. Принцип nе bis in idem

Принцип nе bis in idem генетически связан с принципами nullum
crimen sine lege и nullum poena sine lege.
	Это один из фундаментальных принципов, отражающий спра-
ведливость международного уголовного права и запрещающий по-
вторное осуждение лица за совершение одного и того же преступле-
ния по международному уголовному праву. В наиболее завершенном
виде этот принцип содержится в ст. 9 Проекта Кодекса преступлений
против мира и безопасности человечества и состоит из двух частей.
	1. Никто не может быть привлечен к ответственности и под-
вергнут наказанию за преступление, если лицо было осуждено или
оправдано любым международным судом.
	2. Никто не может быть привлечен к ответственности и подвер-
гнут наказанию за совершение преступление, если лицо было уже
осуждено или оправдано. Если национальный суд вынес обвинитель-
ный приговор, то требуется условие приведения его в исполнение.
	Определяя этот принцип, Комиссия международного права ООН
исходила из того факта, что одно преступление может порождать
только одно последствие в виде наказания. В противном случае ре-
прессия международного уголовного права была бы ничем не огра-
ничена.
	Нельзя не согласиться с позицией A.B. Наумова о том, что спра-
ведливость в уголовном праве, выражающаяся в возможности од-
нократной ответственности за одно преступление, «аккумулирует»
в себе другие важнейшие принципы, ведь все они характеризуют
определенный аспект справедливости в уголовном праве, без кото-
рого нет справедливости права в целом. Таким образом, справед-
ливость можно рассматривать и как обобщающий принцип, и как
обобщающее начало уголовного права1. Думается, что такое поло-
жение вещей полностью характерно и для международного уголов-
ного права.
	Однако имеются вполне определенные юридические последствия
такого формулирования принципа справедливости. Факт совершения
преступления по международному уголовному праву влечет обязан-

	1См.: Наумов A.B. Российское уголовное право. Общая часть: курс лекций. М.,
	1996. С. 52.


ность лица подвергнуться репрессии, при этом как по международ-
ному уголовному, так и по национальному уголовному праву, ведь
в большинстве государств нормы международного уголовного пра-
ва имплементированы в национальное законодательство. И в этом
случае принцип «нельзя судить дважды за одно и то же» становится
своеобразным регулятором возникновения, развития и реализации
международного уголовного правоотношения.
	Действительно, если к виновному в совершении преступления
применена норма национального уголовного права, то в силу это-
го принципа он уже не может подвергаться репрессии по междуна-
родному уголовному праву, и наоборот. И здесь принцип справедли-
вости является краеугольным камнем в понимании самого характе-
ра правоотношения в международном уголовном праве (подробнее
вопрос о правоотношении в международном уголовном праве будет
рассмотрен ниже).

Исключения. В силу того, что данный принцип олицетворя-
	ет собой справедливость, международное уголовное право де-
	лает из него прямые исключения по причине «несправедливо-
	го» применения уголовного права (международного или на-
	ционального).

        1. В ч. 3 ст. 20 Римского Статута имеется указание на возмож-
	ность повторного проведения судебной процедуры в Между-
	народном Суде в отношении лица, если национальный (или
	иной) суд был явно несправедлив и:
	а) разбирательство в нем «предназначалось для того, чтобы
	   оградить лицо от ответственности за преступления, подпа-
	   дающие под юрисдикцию Суда»;
	б) процесс был иным образом проведен не независимо или
	   небеспристрастно при отсутствии реальной цели «предать
	   соответствующее лицо правосудию»1.
	При этом наличие или отсутствие оснований для примене-
	ния этих исключительных положений находятся полностью
	на усмотрении Международного Суда. Подобное положение
	


        1Аналогичные предписания содержатся в Уставах Международных трибуналов по
	бывшей Югославии и Руанде.


	юридически допустимо, так как основанием повторного пре-
	дания суду (но уже международному) является факт неосуж-
	дения лица национальным судом за предположительно совер-
	шенное им преступление. Действительно, рассматриваемый
	принцип подразумевает в итоге не невозможность повторного
	предания суду за совершенное преступление, а невозможность
	факта повторного осуждения лица за одно и то же преступле-
	ние. Тем более что основанием неосуждения может явиться
	«искусственная» квалификация преступления по международ-
	ному уголовному праву как общеуголовного.
	2. В соответствии с ч. 4 ст. 9 Проекта Кодекса о преступлени-
	ях против мира и безопасности человечества лицо, преданное
	национальному суду и осужденное в одной стране, может быть
	повторно предано суду и осуждено в другом государстве при
	следующих условиях:
	а) если деяние, которое являлось основанием для приговора,
	вынесенного иностранным судом, имело место на террито-
	рии данного государства;
	б) если данное государство является «основной жертвой пре-
	ступления».

        На наш взгляд, данное исключение (пока, правда, еще только
предполагаемое — ведь оно содержится в Проекте Кодекса) не имеет
под собой формально-юридических оснований, так как негативная
юридическая оценка деяния уже содержится в обвинительном при-
говоре другого суда. «Повторное признание виновным» другим су-
дом всего лишь требует учета меры наказания, вынесенной первым
судом.
	С другой стороны, подобные установления прямо противоре-
чат действующим международным нормам. Так, например, в соот-
ветствии с Европейской конвенцией о передаче судопроизводства
по уголовным делам (1972 г.)1 лицо, в отношении которого вынесен
окончательный приговор, не может за то же самое деяние ни пре-
следоваться, ни быть приговоренным, ни подвергнуться наказанию
в другом государстве.

	1СПС «КонсультантПлюс».



Принцип nе bis in idem и материальное правоотношение
м международном уголовном праве

Принцип nе bis in idem имеет большое значение при возникновении
и реализации материального правоотношения в международном
уголовном праве.
	В общей теории права обычно выделяют два вида правоотно-
шения:
	1) охранительное — правоотношение, содержание которого со-
	   стоит в применении к правонарушителю мер принудитель-
	   ного воздействия; такое правоотношение связано с юридиче-
	   ской ответственностью;
	2) регулятивное — правоотношение, которое, состоя из уста-
	   новленных для лиц прав и обязанностей, не связано с юриди-
	   ческой ответственностью.

           Исходя из предложенного понимания международного уголов-
ного права, его задач, предмета и методов юридического регулиро-
вания, можно утверждать, что для данной отрасли права характер-
но охранительное правоотношение. Любое правоотношение воз-
никает в силу совершения какого-либо юридического факта, т.е.
того жизненного обстоятельства, с наличием которого право свя-
зывает сам факт возникновения, изменения либо прекращения су-
ществования субъективных прав и обязанностей, т.е. правоотноше-
ния в целом.
	Что является юридическим фактом в международном уголовном
праве?
	Во-первых, общая теория права в качестве юридических фактов
называет, прежде всего, события (порождаемые ими правовые по-
следствия не зависят от воли человека) и деяния (порождаемые ими
правоотношения зависят от воли человека).
	Во-вторых, и это довольно очевидно, что в международных до-
кументах в качестве основания для применения уголовной репрессии
признается совершение лицом какого-либо преступления. При этом
в качестве фактического обстоятельства выступает не только окон-
ченное, но и неоконченное деяние, а также соучастие в нем. Все эти
различные, с «классической» точки зрения отечественного уголов-
ного права, стадии и формы совершения деяния в международном
праве считаются если и неравнозначными по степени своей опасно-
сти, то, во всяком случае, достаточными для наступления ответствен-
ности виновных лиц. По этой причине все они объединены единым
термином «преступление».
	Может ли считаться юридическим фактом в международном уго-
ловном праве та или иная процессуальная форма реализации уго-
ловной ответственности? Представляется, что нет. Первой причиной
такого отрицания является тот факт, что возможность существова-
ния такой формы связана с наличием преступного деяния. И самым
ярким подтверждением тому выступает отсутствие (неисчисление)
срока давности привлечения к ответственности лица, совершившего
преступление против мира и безопасности человечества.
	Итак, в качестве обстоятельства, с которым международное уго-
ловное право связывает возникновение обязанности понести ответ-
ственность за содеянное, следует расценивать совершение деяния,
которое признается преступным. Мы сознательно не употребляем
термин «преступление», так как в процессе предварительного рас-
следования либо судебного слушания вполне возможно выявление
такого обстоятельства, существование которого исключает возмож-
ность несения ответственности (как, например, невменяемость лица
на момент совершения инкриминируемого деяния).
	Обязательными элементами любого правоотношения являют-
ся его субъекты — носители права (т.е. дозволенного поведения —
«управомоченный субъект») и соответствующей обязанности (т.е.
должного, необходимого поведения — «правообязанный субъект»).
	Имеющиеся в отечественной уголовно-правовой литературе
основные точки зрения по поводу субъектного состава в уголовном
правоотношении сводятся к следующему: правообязанным субъек-
том является: преступник1; обвиняемый, подсудимый, осужденный2;
физическое лицо, отвечающее признакам субъекта преступления3;
лицо, совершившее преступление4: управомоченным субъектом

	1 См.: Багрий-Шахматов Л.В. Уголовная ответственность и наказание. Минск,
	1976. С. 44; Курляндский В.И. О сущности и признаках уголовной ответственно-
	сти // Советское государство и право. 1963. № 11. С. 90.
	2 См.: Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголов-
	ном праве. М., 1963. С. 17-18.
	3 См.: Загородников Н.И. О содержании уголовно-правовых отношений // Совет-
	ское государство и право. 1963. № 11. С. 87.
	4 См.: Кирисъ Б.А. Субъекты уголовно-правового отношения // Правоведение.
	1976. № 6. С. 79.


ниляется: органы государства1; государство в целом2. Таким обра-
ти, в понимании субъектного состава в материальном правоотно-
шении по внутригосударственному уголовному праву, несмотря на
месь разброс мнений, имеется определенное единство: субъектами
мкого правоотношения признаются лицо, совершившее преступное
деяние, и государство (государственный орган), возлагающее ответ-
ственность на такое лицо.
	Субъектный состав правоотношения в международном уголов-
ном праве выглядит иначе.
	Как мы уже говорили, действующее международное уголовное
право основывается на принципе индивидуальной ответственно-
сти, т.е. ответственности физического лица, совершившего то или
иное деяние. Именно это лицо, в силу факта совершения последне-
го, подвергается репрессии в соответствии с международным уголов-
ным правом (подчеркнем еще раз — государства и юридические лица
могут подлежать ответственности по международному праву (мате-
риальной и политической), но не уголовной ответственности как та-
ковой).
	Следовательно, первым субъектом правоотношения в междуна-
родном уголовном праве становится физическое лицо, совершив-
шее деяние, признаваемое преступлением по международному
уголовному праву. Государство или юридическое лицо, совершив-
шее деяние, расцениваемое как преступное, становится субъектом
ответственности по международному праву.
	Какие права и обязанности присущи физическому лицу, совер-
шившему деяние, как субъекту правоотношения в международном
уголовном праве? Принцип индивидуальной ответственности пря-
мо указывает на то, что на такое лицо прежде всего накладывается
обязанность понести ответственность за содеянное, т.е. претерпеть
какие-либо негативные последствия по причине совершенного.
	С точки зрения процедурных отношений, такое лицо имеет мно-
жество прав (на справедливое рассмотрение дела, пользование услу-

	1См.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958.
	С. 91; Ривлин А.Л. Об уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношени-
	ях // Правоведение. 1959. № 2. С. 109 и др.
	2См.: Санталов А.И. Теоретические проблемы уголовной ответственности. Л.,
	1982. С. 54.


гами защитника и переводчика и т.п.), но в материальном право-
отношении по поводу совершенного преступного деяния главной
юридической характеристикой физического лица как субъекта пра-
воотношения является его юридическая обязанность понести ответ-
ственность за содеянное.
	Вторым субъектом материального правоотношения в между-
народном уголовном праве является тот субъект, который имеет
какие-либо права или обязанности в отношении первого; тот, кото-
рый в порядке осуществления таковых прав либо обязанностей при-
меняет норму международного уголовного права.
	Содержание любого правоотношения составляют права одних
субъектов и соответствующие им обязанности других (равно как и
наоборот). Поэтому обязанности физического лица отвечать за со-
вершенное должно «противостоять» (а вернее, соответствовать) пра-
во другого субъекта на применение ответственности по международ-
ному уголовному праву.
	Как будет специально оговорено далее, применение нормы меж-
дународного уголовного права может происходить как непосредст-
венно, так и опосредованно — через применение положения нацио-
нального уголовного закона в соответствии с положениями меж-
дународного уголовного права. И в первом, и во втором случаях
применение международного уголовного права осуществляется либо
национальным правоприменительным органом, либо международ-
ным правоприменительным органом (международным судом, три-
буналом).
	С точки зрения процессуальной процедуры, применение
материально-правовой нормы начинается на стадии предваритель-
ного расследования. Окончательное ее применение находит выра-
жение в решении судебного органа. Именно по этой причине мы
воздерживаемся от определения второго субъекта уголовного меж-
дународного правоотношения как органа национальной или между-
народной юстиции. Нам представляется более верным определить
его как «национальный или международный орган правопри-
менения» (вариант — «национальный или международный право-
применитель»).
	В силу прямых указаний документов международного уголовного
права международные суды обычно являются всего лишь органами,
«дополняющими национальные органы уголовной юстиции» (ст. 1
Римского Статута). Следовательно, по общему правилу орган между-
народной уголовной юстиции имеет «второстепенный» характер как
субъект правоотношения — приоритет отдается внутригосударствен-
ному. Но этот приоритет носит скорее не материально-правовой, а
процессуальный характер.
	Следовательно, физическому лицу как правонарушителю в охра-
нительном правоотношении могут противостоять сразу два субъек-
та правоприменения — национальный (приоритетный) и междуна-
родный.
	Таким образом, само по себе охранительное правоотношение мо-
жет иметь (и чаще всего имеет) своеобразный «ступенчатый» харак-
тер — субъекту-правонарушителю соответствуют сразу два субъекта-
правоприменителя. При этом международный правоприменитель
«вступает в действие» по реализации своего права на наложение от-
ветственности по международному уголовному праву в случае невоз-
можности либо отказа национального правоприменителя от реали-
зации данного правомочия.
	При этом надо оговориться, что у национального правоприме-
нителя право на применение международного уголовного права не
имеет юридического характера классического правомочия, оно ско-
рее является правом-обязанностью (что не должно быть пугаю-
щим — ведь любое обязательственное право сочетает в себе предпи-
сывающие и управомочивающие элементы).
	Как уже говорилось, такая невозможность может быть обуслов-
лена целым рядом причин, среди которых можно выделить следу-
ющие:
   • отсутствие в национальном законе соответствующей нормы,
     которая предусматривала бы преступность и наказуемость
     деяния в соответствии с действующим международным уго-
     ловным правом;
   • нежелание самого внутригосударственного правопримени-
     теля на справедливое применение национальной уголовно-
     правовой нормы либо непосредственно международного до-
     говора.

	В этих случаях правоотношение реализуется путем разреше-
ния юридического конфликта непосредственно международным ор-
ганом.
	Подчеркнем, речь не идет о самостоятельном существовании
двух материальных правоотношений (между лицом и национальным
правоприменителем, с одной стороны, и лицом и международным
правоприменителем — с другой). Деяние, содержащее признаки пре-
ступления по международному уголовному праву, как юридический
факт порождает одно охранительное правоотношение, а последнее,
в силу различных способов его реализации, носит сложный, «ступен-
чатый» субъектный характер.
	Субъект в виде международной правоприменительной органи-
зации получает, как правило, право на возложение ответственности
по международному уголовному праву только после того, как от реа-
лизации данного права отказался национальный правоприменитель
либо он не реализовал свое право в соответствии с положениями
международного договора. Но субъект правоотношения в виде меж-
дународной организации не возникает после того, как «прошла оче-
редь» национального органа — он, как таковой, существует с момен-
та совершения лицом преступного деяния.
	Для доказательства такой позиции приведем положения ст. 17
Римского Статута, в соответствии с которыми Международный Уго-
ловный Суд не имеет права принять дело к своему производству (и,
следовательно, реализовать свои права субъекта правоотношения по
международному уголовному праву), если:
   • это же дело расследуется (рассматривается) органом государ-
     ственной юстиции;
   • если принято мотивированное решение государственного
     правоприменительного органа о прекращении преследова-
     ния в отношении лица;
   • если лицо было осуждено за инкриминированное ему деяние
     национальным судом.

     По общему правилу, государственный правоприменитель стано-
вится субъектом правоотношения, если:
   • на территории такого государства имело место преступное
     деяние;
   • этому государству преступным деянием причинен «наиболь-
     ший вред»;
   • лицо, совершившее такое деяние, является гражданином это-
     го государства.

	Однако, как уже отмечалось, международное уголовное право
устанавливает возможность осуществления юрисдикции любым го-
сударством в отношении лиц, совершивших преступления против
мира и безопасности человечества и ряд конвенционных преступле-
ний. Таким образом, с точки зрения субъектного характера право-
отношения в международном уголовном праве, обязанности лица
подвергнуться ответственности за содеянное может соответствовать
право неопределенного круга национальных правоприменителей
привлечь такое лицо к ответственности. Поэтому можно осторож-
но предположить, что, в силу имеющей место тенденции, характер
большей части правоотношений, возникающих по поводу соверше-
ния преступных по международному праву деяний, становится все
более абсолютным.
	При этом «абсолютность» такого правоотношения состоит в том,
что обязанности одного субъекта — физического лица, совершивше-
го деяние — может противостоять право любого национального пра-
воприменителя вне зависимости от места совершения деяния и про-
чих характеристик последнего.
	И, наоборот, применение нормы международного уголовного
права международным органом (т.е. реализация им своего субъек-
тивного материального права) непосредственно имеет место в слу-
чаях, когда:
   • государство «не желает или не способно» вести расследова-
     ние или возбудить уголовное преследование «должным об-
     разом»;
   • решение национального правоприменителя о прекращении
     уголовного преследования стало результатом «нежелания
     или неспособности» государства возбудить уголовное пре-
     следование «должным образом» (в том числе, решение было
     вынесено с целью оградить соответствующее лицо от уголов-
     ной ответственности за преступления по международному
     уголовному праву — и, в частности, путем переквалификации
     содеянного на норму, предусматривающую ответственность
     за общеуголовное преступление).

	В последних случаях субъектом материального правоотношения
в международном уголовном праве становится орган международ-
ной юстиции, а общим условием такого «субъектного замещения»
является неисполнение государственным органом своей прямой обя-
занности — осуществления уголовной юрисдикции над лицом, со-
вершившим международное преступление. И при таком развитии
ситуации данное правоотношение продолжает оставаться по своей
природе одним и тем же — ведь оно порождается одним юридиче-
ским фактом. Происходит только замена правоприменяющего субъ-
екта — при этом такая «замена» возможна в силу принципа приори-
тета международного права над правом национальным.
	Однако практика международного уголовного права знает при-
меры, когда возникающее по поводу совершения преступного дея-
ния правоотношение не имеет «ступенчатой» субъектной характери-
стики.
	В этом случае само по себе правоотношение возникает и разви-
вается непосредственно сразу между лицом, совершившим деяние,
и международным органом правоприменения без какого-либо уча-
стия национального правоприменителя. Показательно, что подоб-
ное изъятие лиц (в частности, военных преступников) из юрисдик-
ции государства само по себе в теории международного уголовного
права расценивается как «особая форма» политической ответствен-
ности такого государства (P.A. Каламкарян)1.
	Подобное правоотношение возможно в силу исключительности
обстоятельств, его породивших. С точки зрения материального пра-
ва, этот вид правоотношения в международном уголовном праве име-
ет место при учреждении исключительных органов международной
юстиции, специально создаваемых для расследования и судебного
разбирательства в отношении лиц, совершивших преступные деяния.
При этом у государственного правоприменителя попросту от-
сутствует возможность стать субъектом правоотношения и осущест-
влять свою юрисдикцию. Происходит это в силу того, что само госу-
дарство является виновным в совершении преступления и лишается
названной возможности. Таким образом, второй вид правоотноше-
ния в международном уголовном праве (т.е. правоотношения, в ко-
тором изначально субъектами являются только физические лица,
которым инкриминируются преступные деяния, и международный
орган правоприменения) имеет место в случае, когда на само госу-
дарство возложена ответственность по международному праву либо
когда государство прекратило свое существование.
	Этого рода материальные правоотношения имели место при
учреждении и работе Нюрнбергского и Токийского военных трибуна-
лов, созданных после окончания Второй мировой войны, когда Гер-
мания и Япония как государства-агрессоры были лишены возможно-
сти осуществлять свою юрисдикцию над своими же гражданами.

	1 См.: Международное уголовное право / отв. ред. В.Н. Кудрявцев. С. 103-104.

	Ситуация, когда в материальном правоотношении по междуна-
родному уголовному праву изначально отсутствует национальный
правоприменитель как субъект этого правоотношения, имела место
при учреждении трибунала по бывшей Югославии.
	Что же касается трибунала по Руанде, то сам факт его создания
был обусловлен тем, что правящие круги этой страны вели преступ-
ную по международному праву политику — именно по данной при-
чине потребовалось создание специального международного юрис-
дикционного органа (как ранее говорилось, уникального по своей
правовой природе).
	Итак, охранительное правоотношение в международном уго-
ловном праве возникает по поводу совершения лицом деяния, при-
знаваемого преступлением, и представляет собой юридическую
связь между субъектами — физическим лицом, совершившим такое
деяние, с одной стороны, и национальным и (или) международным
правоприменителем — с другой. Содержанием правоотношения яв-
ляется совокупность обязанности физического лица, совершившего
преступное деяние, понести ответственность за содеянное и соответ-
ствующее этой обязанности право национального или международ-
ного правоприменителя подвергнуть такое лицо уголовной ответ-
ственности. На настоящее время существуют два вида материального
правоотношения в международном уголовном праве, в зависимости
от состава управомоченных субъектов в таком правоотношении:
   • сложное («ступенчатое») правоотношение, где приори-
     тет в праве правоприменения имеет национальный орган, и
     только по причине невозможности правильного правоприме-
     нения национальным органом его осуществляет международ-
     ный орган;
   • простое правоотношение, в котором изначальное правопри-
     менение осуществляет международный орган по причине
     отсутствия самого национального правоприменителя либо
     в силу наложения на государство ответственности по между-
     народному праву.

	Если норма международного права (либо норма национального
права в соответствии с международным) не регламентирует преступ-
ность деяния, а регулирует иные материально-правовые вопросы, то
необходимо говорить о правоотношении «вспомогательного» харак-
тера — мы позволим себе определить его как факультативное пра-
воотношение в международном уголовном праве.

	Субъектами этого правоотношения являются:
   • правообязанный — лицо, совершившее преступное деяние;
   • управомоченные — национальные правоприменительные ор-
     ганы, причем, как минимум двух государств.

	Примерами такого правоотношения могут являться совокуп-
ность прав и обязанностей субъектов при регулировании вопроса о
возможности наступления уголовной ответственности лиц, пользую-
щихся иммунитетом от уголовной ответственности по международ-
ному праву; совокупность таковых прав и обязанностей при выдаче
лиц и т.п.
	Особенностью такого правоотношения является то, что обяза-
тельная характеристика юридического факта — преступность совер-
шенного деяния — может быть установлена в национальном законе,
без всякого воздействия со стороны международного уголовного пра-
ва. Последнее регламентирует возможность (в материально-правовом
отношении) установления той или иной национальной юрисдикции
в отношении предполагаемого преступника.

	Так, например, в случае совершения в стране пребывания преступ-
	ного деяния лицом, пользующимся международно-правовым имму-
	нитетом, нормы международного права (в частности, Венской кон-
	венции о дипломатических сношениях 1961 г.) устанавливают воз-
	можность и порядок наступления уголовной ответственности такого
	лица. Как уже говорилось, объявление последнего persona поп grata
	обязывает аккредитующее государство отозвать такое лицо. При
	этом отзываемое лицо вовсе не «получает прощение» — аккредиту-
	ющее государство должно дать его действиям правовую оценку, но
	в соответствии со своим национальным уголовным законом. Если
	же иммунитет преодолен, то к лицу применяется норма об уголов-
	ной ответственности за совершенное деяние в соответствии с на-
	циональным уголовным законом.

	Смысл такого «факультативного» правоотношения состоит
в преодолении (либо непреодолении) материально-правовых пре-
пятствий для наступления уголовной ответственности по закону
страны пребывания. В случае непреодоления лицо должно подверг-
нуться обязанности отвечать за содеянное у себя на Родине по соот-
ветствующему закону.
	Подобное правоотношение возникает и при решении вопроса о
выдаче предполагаемого преступника (но не осужденного для по-
следующего отбывания наказания). Если государство согласно на
выдачу — значит оно добровольно отказывается от осуществления
юрисдикции над таким лицом и, соответственно, от применения соб-
ственного уголовного законодательства, предоставляя решение это-
го вопроса иностранному правоприменителю.
	Необходимо также уделить внимание пониманию объекта охра-
нительного правоотношения в международном уголовном праве.
	Обычно под объектом любого правоотношения понимается то
материальное или нематериальное благо, по поводу и в отношении
которого сложилось и существует правоотношение как таковое.
	«Объект должен отражать предметно-практическую и познава-
тельскую деятельность субъектов правоотношения»1, следователь-
но, он должен соответствовать задачам международного уголовно-
го права. Так как задачей данной отрасли является защита мирового
правопорядка от преступных посягательств, то именно его (мировой
правопорядок) можно определить как общий объект правоотноше-
ния в международном уголовном праве. С другой стороны, мировой
правопорядок включает в себя многие блага — это: и интересы мира,
и интересы безопасности человечества, и права и свободы человека,
и интересы общественной безопасности, и интересы здоровья насе-
ления и т.д. Поэтому можно говорить о том, что в глобальном инте-
ресе — интересе мирового правопорядка — выделяются однородные
по своей природе группы (комплексы) благ и интересов, образую-
щих родовые объекты правоотношения. Наконец, непосредственным
объектом конкретного правоотношения должно признаваться то на-
рушенное благо, по поводу защиты которого возникло само уголов-
ное правоотношение в международном праве.
	Как видно, объект правоотношения имеет непосредственную ге-
нетическую связь с объектом преступления по международному уго-
ловному праву.

Реализация правоотношения
в международном уголовном праве

	Под реализацией охранительного правоотношения мы будем по-
нимать его развитие в материально-правовом смысле. Реализация

	1Петрова Г.О. Понятие уголовно-правового отношения. Ставрополь, 1993. С. 18.

правоотношения в уголовном праве обычно означает осуществление
субъектами правоотношения своих субъективных прав и обязанно-
стей. Специфика реализации правоотношения в международном уго-
ловном праве определяется, в первую очередь, спецификой норм са-
мого международного уголовного права, применения последних, а
также субъектного состава и содержания охранительного правоот-
ношения.
	Общеизвестно, что реализация любого материального правоот-
ношения охранительного характера происходит в рамках соответст-
вующей процедуры, определяемой процессуальными нормами. Про-
цессуальная форма реализации уголовного правоотношения обу-
словливает два важных момента:
	1) от имени правоприменяющего органа (национального или
международного) изменяется правовой статус другого субъ-
екта — лица, которому инкриминируется преступление по
международному уголовному праву;
	2) итогом реализации правоотношения становится применение
нормы международного уголовного права.
Изменение процессуального статуса физического лица как субъ-
екта правоотношения останется за рамками нашего исследования, а
основное внимание мы уделим вопросу о видах конечной реализа-
ции правоотношения в международном уголовном праве.
	Процесс реализации материального правового отношения имеет
следующие основные стадии:
   • анализ фактических обстоятельств дела;
   • выбор нормы и удостоверение в правильности ее текста:
   • уяснение смысла и содержания юридической нормы;
   • принятие решение и оформление акта применения;
   • контроль за исполнением решения о правоприменении.

	Эта общетеоретическая схема применительно к развитию и реа-
лизации правоотношения в международном уголовном праве может
выглядеть следующим образом:
   • установление юридического факта — совершения лицом,
     имеющим все признаки субъекта преступления, деяния, пре-
     ступность которого установлена в международном уголовном
     праве;
   • в зависимости от характера возникшего охранительного пра-
     воотношения («ступенчатого» или «простого») определяется
     правоприменитель (национальный или международный);
   • определяется возможно применимая норма либо непосредст-
     венно международного уголовного права, либо национально-
     го уголовного права в соответствии с международным;
   • в рамках установленной процедуры правоприменитель при-
     нимает решение о применении или неприменении такой нор-
     мы к предполагаемому преступнику;
   • в случае признания лица виновным в преступлении по меж-
     дународному уголовному праву ему назначается соответству-
     ющее наказание.

	Как видно из приведенной схемы (конечно, весьма не бесспор-
ной), ключевым моментом реализации охранительного правоотно-
шения следует считать момент применения (непосредственно или
опосредованно) материально-правовой нормы. Именно от этого за-
висят возможные варианты реализации правоотношения в междуна-
родном уголовном праве в целом.
	Анализ ранее рассмотренных институтов международного уго-
ловного права позволяет следующим образом классифицировать
возможные варианты реализации охранительного правоотношения.
В случае осуществления юрисдикции национальным судом:
   • признание лица виновным в деянии, квалифицированном по
     национальному закону в соответствии с международным уго-
     ловным правом, и назначение ему соответствующего наказа-
     ния (также в рамках санкции национальной нормы);
   • признание лица виновным в деянии, квалифицированном не-
     посредственно по международному уголовному праву, и на-
     значение ему соответствующего наказания в соответствии с
     последним;
   • признание лица виновным в деянии, квалифицированном
     по национальному закону в соответствии с международным
     уголовным правом либо непосредственно по международ-
     ному уголовному праву, и последующее освобождение этого
     лица от наказания (если это не противоречит международ-
     ной норме);
   • оправдание лица в совершении деяния, признанном преступ-
     ным по международному уголовному праву;
   • освобождение лица от уголовной ответственности за совер-
     шенное преступление в соответствии с нормой международ-
     ного права или национальной нормой, применяемой в соот-
     ветствии с международной;
   • отказ национального правоприменителя от возбуждения
     уголовного преследования в соответствии с материально-
     правовыми основаниями, предусмотренными своим нацио-
     нальным правом (например, наличие обстоятельств, исклю-
     чающих преступность содеянного) либо международным
     правом.

	При этом реализация правоотношения, проведенная националь-
ным органом, по степени своей юридической законченности может
быть:
   • окончательной — при вынесении обвинительного пригово-
     ра и назначении наказания — в силу принципа пе bis in idem
     (правда, как уже говорилось, в некоторых международных
     актах требуется «удостоверение» в реальности исполнения
     такого наказания);
   • относительной — оправдывающее либо иное не связанное с
     применением мер уголовной репрессии решение националь-
     ного правоприменителя (освобождение от наказания, осво-
     бождение от уголовной ответственности) может быть не при-
     нято во внимание как окончательное, и по решению между-
     народной организации реализация этого правоотношения
     может быть продолжена самим международным правопри-
     менителем1.
	
        В случае отправления правосудия международным органом фор-
мы реализации охранительного правоотношения могут быть следу-
ющими:
   • признание лица виновным в инкриминируемом деянии, ква-
     лифицируемом по норме международного права либо нацио-
     нальной норме (в соответствии с международным правом), и
     назначение соответствующего наказания;


	1 По букве ч. 3 ст. 20 Римского Статута, лицо, ранее судимое, но не осужденное за
	деяние, может быть судимо Судом за это же деяние, если «разбирательство в дру-
	гом суде: а) предназначалось для того, чтобы оградить соответствующее лицо от
	уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию суда;
	или b) по иным признакам не было проведено независимо или беспристрастно
	в соответствии с нормами надлежащей законной процедуры, признанными меж-
	дународным правом, и проводилось таким образом, что в существующих обстоя-
	тельствах не преследовало цели предать соответствующее лицо правосудию».

   • оправдание лица в совершении инкриминируемого ему пре-
     ступления;
   • освобождение лица от уголовной ответственности по основа-
     ниям, предусмотренным в международно-правовой норме.

	В отличие от реализации правоотношения в рамках националь-
ного судопроизводства, реализация такого правоотношения, нашед-
шая отражение в решении международной организации, всегда яв-
ляется окончательной — ведь в соответствии с ч. 1 ст. 20 Римского
Статута никакое лицо не может быть судимо Судом за деяние, со-
ставляющее основу состава преступления, в совершении которого
данное лицо было «признано виновным или оправдано Судом».
	Необходимо обратить внимание на один существенный вопрос —
в отношении кого может быть реализовано охранительное правоот-
ношение по международному уголовном праву? Казалось бы, ответ
очевиден — в отношении лица, признанного национальным либо
международным правоприменителем виновным в совершении пре-
ступления.
	Как правило, международные акты не устанавливают каких-
либо формальных требований к такому лицу. Одним из исключений
из этого правила стало указание Римского Статута о том, что юрис-
дикции Международного уголовного суда подлежат только лица, до-
стигшие на момент совершения деяния («предполагаемого престу-
пления») 18-летнего возраста (ст. 26).
	Здесь возникает своеобразная коллизия: национальное законо-
дательство обычно устанавливает более низкий возрастной порог
для признания лица субъектом преступления (например, в ч. 1 ст. 20
УК РФ он определен в возрасте 16-ти лет, а за ряд особо оговорен-
ных преступлений — только с 14 лет). При этом национальные уго-
ловные законы распространяют это правило на все преступления,
в том числе введенные под прямым воздействием международных
норм.
	Решение этой проблемы видится в следующем. В ст. 26 Римского
Статута установлен минимальный возраст субъекта, который может
подлежать юрисдикции самого Суда за совершение преступлений,
предусмотренных в ст. 5 - 8 Статута. В то же время Суд только «до-
полняет» органы национальной юстиции в их правоприменительной
деятельности. В данной ситуации, на наш взгляд, вопрос о субъек-
те реализации международного права, проводимой органом между-
народной юстиции, должен быть разрешен в строгом соответствии с
названным предписанием. В то же время, если реализуется правоот-
ношение в рамках национального правоприменения, то должны дей-
ствовать установления внутреннего уголовного права.
	Ранее рассмотренное «правило о сомнениях» при квалифика-
ции содеянного и определении наказания действует только в случа-
ях возникновения и последующей реализации охранительного пра-
воотношения, где субъектами являются лицо-причинитель вреда и
международный орган. Лицо, не достигшее 18-ти лет, но достигшее
возраста уголовной ответственности по внутреннему закону, являет-
ся субъектом «классического» уголовного правоотношения, разви-
тие и реализация которого проходят в рамках национального права.
Применение к такому лицу правил о непосредственном применении
норм международного уголовного права недопустимо.
	В то же время возрастная планка определена только для престу-
плений, строго оговоренных в Римском Статуте (геноцид, престу-
пления против человечности, военные преступления, преступление
агрессии). Другое дело, если в ином действующем международном
акте, предусматривающем преступность такого же деяния, не указа-
но на возраст субъекта (например, в Конвенции о геноциде): в этом
случае должно быть в полной мере реализовано «правило о сомне-
ниях» — толкование (в том числе и сопоставительное) подобных
конкурирующих норм сводится в пользу лица.
	Если же в международном акте не установлен минимальный
возрастной ценз субъекта (а таких большинство), то должны дей-
ствовать национальные правила при реализации правоотношения
как внутригосударственным, так и международным правопримени-
телем.
	Вышесказанное позволяет утверждать, что принцип пе bis in idem
является «отправной точкой» для понимания сущности матери-
ального правоотношения в международном уголовном праве и его
реализации. Более того, именно рассматриваемый принцип между-
народного уголовного права играет одну из ключевых ролей при
применении самого международного уголовного права как на меж-
дународном, так и на национальном уровнях.
	Международный стандарт прав и свобод человека также неод-
нократно упоминает о том, что никакое лицо «не должно быть вто-
рично судимо или наказано за преступление». В целом это принци-
пиальное положение воспроизводится в указании УК РФ о том, что
"никто не может нести ответственность дважды за одно и то же пре-
ступление" (ч. 2 ст. 6).
	Казалось бы, в данном случае уголовно-правовой принцип спра-
иедливости ответственности и наказания соответствует международ-
ному стандарту. Однако это не совсем так. Нормы международного
права говорят о недопустимости повторного осуждения только в том
случае, когда лицо «окончательно осуждено или оправдано в соот-
ветствии с законом... страны». Таким образом, в международно-пра-
вовых актах речь идет не о возможности неоднократного наступле-
ния уголовной ответственности, а о невозможности дважды и бо-
лее нести уголовную ответственность по приговору суда, который, и
только который может определить меру уголовно-правового воздей-
ствия на лицо, совершившее общественно опасное деяние.

§ 5. Принципы действия
международного уголовного права

	Проблема действия международного уголовного права — одна из са-
мых сложных и спорных в науке. Она включает в себя два основных
компонента: действие во времени и в пространстве. Анализ действу-
ющих норм позволяет предложить следующие принципы действия
международного уголовного права.

Действие международного уголовного права во времени.
Принцип ratione temporis

	В соответствии с принципом «нет преступления без указания на то
в законе» преступность деяния определяется только той нормой меж-
дународного уголовного права, которая имела юридическую силу на
момент совершения данного деяния. Это положение является обще-
признанным в отечественной и зарубежной теории.
	Гораздо более сложным представляется вопрос о том, каково
действие во времени самого акта международного уголовного пра-
ва. На наш взгляд, решение этого вопроса ставится в зависимость от
того, какой по своей юридической природе акт может быть приме-
нен для юридической оценки содеянного.
	Как мы уже говорили, основной перечень источников междуна-
родного уголовного права сводится, по существу, к следующим: до-
говорная норма (международный договор), принципы международ-
ного права и нормы обычного права (в случае нормативного оформ-
ления последних), решение международной организации (включая
прецедент международного суда). Действие того или иного акта меж-
дународного уголовного права во времени зависит от его юридиче-
ской формы.
	Исходя из предлагаемого нами понимания источниковой базы
международного уголовного права, по существу можно говорить о
действии во времени международного договора и решения междуна-
родной организации.


Действие во времени
норм международного уголовного права

	В литературе обычно действие международного договора во времени
связывается с действием всего договора в целом. При этом подчерки-
вается, что действие отдельной договорной нормы может существен-
ным образом отличаться от действия договора в целом1.
	Следует согласиться с высказанной позицией о начале действия
международной договорной нормы с того момента, когда такая до-
говорная норма сформулирована субъектами международного пра-
ва в тексте договора2. Но формулирование правовой нормы вовсе не
означает придание ей юридической силы. С момента появления до-
говора «на свет» субъекты международного права могут, но не обя-
заны руководствоваться ею.
	Обязанность руководствоваться нормой международного права
(в том числе и уголовного) возникает в тот момент, когда сама эта
норма приобретает обязательную силу. Международный договор во-
обще может не вступить в силу, но это, по мнению А.Н. Талалаева, не
будет препятствовать действию во времени правовых норм, содер-
жащихся в нем3. Эта позиция основана на следующей посылке: дей-
ствие договорной нормы связано непосредственно с ее реализацией,

	1 Обзор точек зрения по этому вопросу см.: Капустина МЛ. Действие норм меж-
	дународных договоров во времени: теоретико-правовой анализ // Правоведение.
	1998. № 2. С. 51-52.
	2 См.: GreigD.W. International Law. London, 1976. P. 462.
	3 См.: Талалаев А.Н. Право международных договоров: действие и применение до-
	говоров. М„ 1985. С. 35-38.

и начинается оно с возникновением договорной нормы, когда то или
иное юридическое правило сформулировано участниками договора.
Так как международно-правовые нормы создаются государствами и
международными организациями, то соглашение между ними (т.е.
подписание договора) является решающим моментом для начала
действия этой нормы.
	Но всегда были и противники этой позиции. Так, Д. Анцилотти
указывал, что международная норма действует «с момента вступле-
ния ее в силу до момента утраты силы»1.
	Как известно, принятие нормы и вступление этой нормы в силу —
разновременные акты. В большинстве международных договоров со-
держатся строго оговоренные условия, при которых принятая меж-
дународная норма вступает в юридическую силу для государств, ее
подписавших. Обычно юридическая обязательность нормы между-
народного права возникает с момента ее ратификации оговоренным
в самом договоре количеством государств-подписантов.
	Так как нормы международного уголовного права по своей сути
всегда носят императивный характер, то надо признать, что их обя-
зательность возникает только в тот момент, когда сам договор всту-
пает в силу.
	Это положение подтверждается и Венской Конвенцией о пра-
ве международных договоров от 23 мая 1969 г.2, согласно которой
до вступления договора в официальную силу государства, которые
подписали договор или обменялись документами, образующими до-
говор, под условием ратификации, принятия или утверждения или
выразили согласие на обязательность для них договора до его всту-
пления в силу должны только «воздерживаться» от действий, кото-
рые лишили бы договор его объекта и цели.
	Однако вступление в силу международного договора еще не
означает автоматической обязательности его для заключившего до-
говор государства. Действительно, в международном договоре, как
правило, устанавливается «кворум» — ратифицировать его долж-
но определенное количество государств. При этом в ситуации, когда
государство-участник договора его еще не ратифицировало, а сам
договор приобрел юридическую силу, последний не будет иметь ха-

	1 Анцилотти Д. Курс международного права. Т. 1. М., 1961. С. 101.
	2 Ведомости ВС СССР. 1986. № 37. Ст. 772.

рактер обязательного для такого государства. Однако действие всту-
пившего в силу договора, выражающего «согласованную волю» госу-
дарств, не прекращается из-за его игнорирования каким-либо участ-
ником договора.
	Как известно, вступление в силу международного договора для
России может производиться после его официального признания,
ратификации и одобрения1. Если международный договор в России
не прошел процедуру ратификации в Федеральном Собрании РФ, то
нормы, содержащиеся в нем, не подпадают под действие ч. 4 ст. 15
Конституции России, т.е. такие нормы не становятся составной ча-
стью правовой системы нашего государства и не имеют приоритета
перед национальным законодательством (п. 5 Постановления Пле-
нума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых
вопросах применения судами Конституции Российской Федерации
при осуществлении правосудия»)2.
	Аналогичное понимание момента вступления в силу междуна-
родного договора характерно для конституционного законодатель-
ства многих стран. Например, подобные предписания содержатся
в ст. 96 Конституции Испании: «Законно заключенные и официаль-
но опубликованные в Испании международные договоры составля-
ют часть ее внутреннего законодательства»3. Более четкая регламен-
тация применения норм международного права как источников вну-
треннего законодательства характерна для Конституции Франции
(ст. 55): «Договоры или соглашения, должным образом ратифициро-
ванные и одобренные, имеют силу, превышающую силу внутренних
законов, с момента опубликования при условии применения каж-
дого соглашения или договора другой стороной»4.
	Таким образом, нормы международного уголовного права приоб-
ретают юридическую силу после вступления самого договора в силу
в соответствии с условиями, указанными в самом договоре. С другой
стороны, для государства-участника такой договор становится обя-

	1 См.: Комментарий к Федеральному закону «О международных договорах Россий-
	ской Федерации». М„ 1996. С. 51-53.
	2 Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1. С. 3.
	3 Испания. Конституция и законодательные акты. М., 1982. С. 63.
	4 Французская Республика. Конституция и законодательные акты. М„ 1989. С. 43.


зательным при прохождении им процедуры внутреннего утвержде-
ния (обычно — ратификации).
	Возможна еще одна ситуация — когда договор ратифицирован
государством, но сам по себе не вступил в законную силу. Сам факт
отсутствия у договора как «согласованной воли» государств обяза-
тельной юридической силы вряд ли позволяет говорить об обяза-
тельности такого договора для всех государств, подписавших его.
	Только наличие двух условий — вступления самого договора
в силу и его внутреннее подтверждение государством-участником —
делает такой договор обязательным.
	Если же государство присоединяется к уже вступившему в силу
международному договору, то последний становится обязательным
для этого государства только после вступления в силу для послед-
него1.
	С другой стороны, практика международного права знает ситуа-
ции «временного действия» международного договора до его всту-
пления в законную силу. Так, например, Россия может временно
применять международный договор или часть договора до его всту-
пления в силу, если это предусмотрено в договоре или если об этом
была достигнута договоренность со сторонами, подписавшими до-
говор2. Но исключительность этого правила подтверждается тем, что
при «временном применении» международного договора последний
может утратить силу для государства, если оно уведомит о своем на-
мерении не ратифицировать договор.
	Прекращение действия международного договора возможно по
нескольким основаниям.
	Во-первых, такой договор может заключаться на определенный
срок — и по его истечении такой международный акт теряет юриди-
ческую обязательность для участников.
	Во-вторых, бессрочный договор может утратить силу вследствие
его замены новым договором. При этом моментом прекращения
действия такого договора надо, по всей видимости, считать время

	1Так, например: «Если какое-либо государство становится участником настоящего
	Статута после его вступления в силу, Суд может осуществлять свою юрисдикцию
	в отношении преступлений, совершенных после даты вступления в силу настоя-
	щего Статута для этого государства» (ч. 2 ст. 11 Римского Статута).
	2Статья 23 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных
	договорах Российской Федерации» // СЗ РФ. 1995. № 29. Ст. 2757.

вступления в силу нового договора (но не момент принятия послед-
него).
	В-третьих, государство-участник обычно имеет право на выход
из договора. Представим ситуацию, когда из договора вышли все
участники или в договоре осталось меньшее количество государств,
которое требовалось для вступления его в законную силу. Будет ли
сохранять такой договор обязательную силу? Думается, что нет. Од-
нако в теории права было высказано мнение, что правило, содержа-
щееся в утратившем силу международно-правовом акте, может со-
хранить действие во времени в качестве обычной нормы1.
	В-четвертых, в соответствии с Венской конвенцией о праве меж-
дународных договоров 1969 г. действие международного договора
(или его части) может быть отменено по причине его противоречия
основополагающим принципам международного права — принци-
пам jus cogens. Механизм прекращения действия договора по этому
основанию достаточно хорошо изучен в литературе2.
	Таким образом, действие норм международного уголовного пра-
ва в целом подчиняется правилам, общим для системы международ-
ного права.


Действие во времени решения
международной организации

	Принятие и вступление в силу решений международных организаций
(в том числе прецедентов международных судов) имеет специфику.
	Во-первых, такое решение не требует «согласование воль» го-
сударств, так как принимается от лица организации. Следователь-
но, момент вступления в силу решения международной организации
определяется ею самой в принятом решении.
	Далее, решение международной организации со времени всту-
пления его в силу автоматически становится обязательным для всех
участников этой организации — так, например, обстоит дело с при-
знанием странами-членами Совета Европы решений Европейского
Суда по правам человека («Страсбургских прецедентов»). Примеча-

	1Cм.: Иванов С.И. Действие во времени международных договоров и международ-
	ных договорных норм: автореф. дис.... канд. юрид. наук. Свердловск, 1982. С. 14.
	2См., напр.: Миронов Н.В. Международное право: нормы и их юридическая сила.
	М„ 1980. С. 39.

тельно, что игнорирование внутренним законодателем и правопри-
менителем страсбургского прецедентного права может привести к
применению в отношении таких государств международно-правовых
санкций1 — равно, как и несоблюдение действующей нормы между-
народного права (в том числе и уголовного).
	Соответственно, у государства, являющегося членом междуна-
родной организации, нет права выхода «из решения этой организа-
ции», но, видимо, такое решение может утратить силу с выходом го-
сударства из самой организации.
В остальном действие во времени решения международной орга-
низации совпадает с действием нормы международного права.
Если в соответствии с международным правом применяется нор-
ма национального уголовного права, то ее действие во времени так-
же определяется согласно правилу «преступность и наказуемость де-
яния определяется законом, действовавшим на момент совершения
деяния» (ч. 1 ст. 9 УК РФ, § 1 и ч. 1 § 2 УК Германии, ч. 1 ст. 1 УК
Испании и др.).


Обратная сила в международном уголовном праве

	По общему правилу, обратная сила, т.е. регулирование отношений,
возникших до вступления в силу норм международного уголовного
права, не допускается (в равной степени это относится и к другим ис-
точникам).
Однако в соответствии со ст. 10 Проекта Кодекса о преступлени-
ях против мира и безопасности человечества при применении прави-
ла об обратной силе ничто не мешает применить другую норму меж-
дународного уголовного права, действовавшую на момент соверше-
ния деяния.
В связи с этим возникает вопрос: как квалифицировать соде-
янное, если национальный закон на момент совершения деяния не
знал нормы, предусматривающей ответственность за международ-
ное преступление, но имелась соответствующая норма международ-
ного уголовного права. Так, например, не совсем ясно, как надлежит
квалифицировать по УК России деяние, подпадающее под признаки

	1См.: Клепицкий И.А. Преступление, административное правонарушение и наказа-
	ние в России в свете Европейской Конвенции о правах человека // Государство и
	право. 2000. № 3. С. 66.

преступления против мира и безопасности человечества, но совер-
шенное до вступления в силу УК России?
	В соответствии с указаниями норм международного права (от-
сутствие во внутреннем праве преступности и наказуемости деяния,
признаваемого преступлением по международному праву, не ос-
вобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по
международному праву)1 мы должны констатировать необходимость
применения к такому лицу нормы международного права, в том чис-
ле и национальным правоприменителем.
	Тем не менее международное уголовное право знает ситуации,
когда возможно применение обратной силы. Ранее мы уже говорили
об исключительных случаях признания обратной силы при опреде-
лении преступности и наказуемости деяния (решения Нюрнбергско-
го и Токийского военных трибуналов).
	В силу «правила о сомнениях» (являющегося составной частью
принципа nullum crimen sine lege) обратная сила может быть приме-
нена в случаях, когда норма международного уголовного права смяг-
чает положение обвиняемого (осужденного). В этом положении на-
ходят свое выражение гуманистические начала международного уго-
ловного права.
	Однако действующее международное уголовное право допускает
применение обратной силы «по согласованию».

	Так, например, допускается применение положений Римского Ста-
	тута по отношению к деяниям на территории государств, для ко-
	торых Статут еще не вступил в действие, при условии, что запра-
	шивающее государство обратится с соответствующим заявлением
	(ч. 2 ст. 11, ч. 3 ст. 12). Подобное положение вещей основано на
	том факте, что в международном праве отсутствует императивное
	предписание, запрещающее участникам договора применять об-
	ратную силу по их согласию.

        Принцип, называемый отсутствием обратной силы правового
акта, означает, что невозможно применение нормы международного
уголовного права к тем деяниям, которые имели место до ее вступле-
ния в законную силу.

	1 II Принцип международного права, признанный Уставом Нюрнбергского трибу-
	нала и нашедший выражение в решениях этого трибунала.

	С другой стороны, акты международного права прямо указыва-
ют: ничто не мешает подвергать ответственности любое лицо за лю-
бое деяние, которое на момент совершения являлось преступлением
в соответствии с международным правом или внутригосударствен-
ным правом, применимым в соответствии с международным правом.
	Принцип отсутствия обратной силы является производным от
принципов «нет преступления без указания на то в законе» и «нет
наказания без указания на то в законе», и этому принципу присущи
качественные характеристики последних.

	Так, например, в соответствии со ст. 21 Римского Статута лицо не
	может подлежать ответственности по Статуту до момента вступле-
	ния его в силу. Это не мешает квалифицировать содеянное лицом
	как преступление по международному уголовному праву, если на
	момент совершения деяния действовала международная норма
	или национальная норма (в соответствии с международной), пред-
	усматривавшая преступность данного деяния.

	В соответствии с требованием справедливости в случае конку-
ренции двух и более норм, предусматривающих уголовную ответ-
ственность за содеянное, должна применяться та норма, которая бо-
лее благоприятна для виновного лица (как в плане квалификации,
так и наказания).

Исключение. Так как принцип нераспространения обратной
	силы является производным от принципов преступности и на-
	казуемости деяния по международному уголовному праву, то
	и для него имеют (вернее — имели) место исключения, о кото-
	рых было сказано выше.


Принцип неприменимости сроков давности

	Учитывая исключительную опасность ряда преступлений по между-
народному уголовному праву, еще в 1968 г. была принята Конвенция
о неприменимости срока давности к военным преступлениям и пре-
ступлениям против человечества1.
	В соответствии с этим документом никакие сроки давности не
исчисляются при совершении ряда международных преступлений,
в том числе:

	1 Ведомости ВС СССР. 1971. № 2. Ст. 18.

   • за военные преступления (нарушения законов и обычаев во-
     йны — определены в п. «Ь» ст. 6 Устава Нюрнбергского три-
     бунала), в том числе за «серьезные нарушения», перечислен-
     ные в Женевских конвенциях о защите жертв войны от 12 ав-
     густа 1949 г.;
   • за преступления против человечества, вне зависимости от
     времени их совершения и того, являются ли они нарушением
     внутреннего права (определены в п. «с» ст. 6 Устава Нюрн-
     бергского трибунала);
   • за совершение актов геноцида (как он определен в соответст-
     вующей Конвенции 1948 г.).

	Таким образом, срок давности не исчисляется не за все преступле-
ния по международному уголовному праву, а только лишь за те дея-
ния, которые (вначале в теории, а затем и в международно-правовых
нормах) отнесены к преступлениям против мира и безопасности че-
ловечества.
	Отсутствие сроков давности за данные преступления было под-
тверждено и более поздними актами международного уголовного
права. При этом произошло расширение перечня деяний, являющих-
ся такими преступлениями.
	Так, ст. 29 Римского Статута установила, что ни за одно из пре-
ступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, не течет срок дав-
ности. В соответствии со ст. 5 этого же документа к юрисдикции суда
относятся: преступление геноцида, преступление агрессии, престу-
пления против человечности (11 деяний), военные преступления
(среди которых: 8 «серьезных нарушений» Женевских конвенций
1949 г. и 26 «других серьезных нарушений» законов и обычаев меж-
дународных военных конфликтов; 4 особо оговоренных «серьезных
нарушения» Женевских конвенций 1949 г., предпринятых в отноше-
нии лиц, не принимавших участия военных действиях; 12 «серьезных
нарушений» законов и обычаев, применимых в вооруженных кон-
фликтах немеждународного характера, т.е. всего 50 (!) преступлений
против законов и обычаев ведения войны и военных действий1).
	Как известно, данный принцип нашел свое прямое воплощение
в положениях ст. 78, 83 УК РФ о неприменимости сроков давности

	1Подробнее см.: Костенко Н.И. Международный уголовный суд (юрисдикционные
	аспекты) // Государство и право. 2000. № 3. С. 93-95.

уголовной ответственности и обвинительного приговора суда при со-
вершении ряда преступлений против мира и безопасности человече-
ства. Подчеркнем особо — задолго до принятия УК РФ 1996 г. в со-
ветском праве действовало введенное в силу международного права
положение о неисчислении сроков давности уголовного преследова-
ния лиц, совершивших «преступления против мира и человечности и
военные преступления» в годы Второй мировой войны1.


Территориальный принцип действия
международного уголовного права

	В соответствии с общим принципом, действие того или иного права
ограничивается какой-либо территорией. По каким правилам проис-
ходит действие международного уголовного права?
	Исходя из буквального понимания международных соглаше-
ний, действие международного права имеет место в первую очередь
на территории тех государств, где имело место преступное деяние.
При этом понятие «территория» также обычно корреспондирует к
общему международному праву либо к конституционному праву
государств - участников.
	Обычно территория государства включает в себя сушу в преде-
лах государственной границы, внутренние и территориальные воды
и воздушное пространство над ними. В специально оговоренных
в международном праве случаях юрисдикция государства может рас-
пространяться на его континентальный шельф и исключительную
экономическую зону, но с рядом изъятий (так, например, уголовная
юрисдикция государства не распространяется на преступления, со-
вершенные на иностранном судне в исключительной экономической
зоне государства, если они не затрагивают суверенные права государ-
ства, определенные международным правом)2. Кроме того, к терри-

	1См.: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 марта 1965 г. «О наказа-
	нии лиц, виновных в преступлениях против мира и человечности и военных пре-
	ступлениях, независимо от времени совершения преступления» // Ведомости ВС
	СССР. 1965. № 10. Ст. 123.
	2Статья 27 Конвенции ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 г. // Между-
	народное право в документах. М., 1997. С. 366. Как было отмечено в литерату-
	ре, ограниченность суверенитета государства на названных территориях требует
	соответствующего пересмотра ч. 2 ст. 11 УК РФ. См.: Лукашук И.И., Наумов A.B.
	Указ. соч. С. 36-37.

тории государства относятся морские и воздушные суда, зарегистри-
рованные в этом государстве (п. «а» ч. 2 ст. 12 Римского Статута).
	Таким образом, территория государства — это то простран-
	ство, на котором применяется правовой порядок государства.

        В то же время государство в соответствии с международным пра-
вом может изымать из-под действия той или иной международно-
правовой нормы часть своей территории.

	Так, например, в силу ст. 25 Европейской конвенции о взаимной
	правовой помощи по уголовным делам от 20 апреля 1959 г.1 она
	применяется только к территориям метрополий Договаривающих-
	ся сторон: например, Нидерланды могут (но не обязаны) распро-
	странить действие Конвенции на свои неевропейские территории.
	
        В ряде конвенций установлен прямой запрет на их применение
на территории государств, причем этот запрет всегда оговаривается
наличием дополнительных условий.

	Так, например, ст. 13 Международной конвенции о борьбе с захва-
	том заложников от 18 декабря 1979 г. исключает применение Кон-
	венции в случаях, когда «преступление совершено в пределах одно-
	го государства, когда заложник и предполагаемый преступник яв-
	ляются гражданами этого государства и когда предполагаемый
	преступник находится на территории этого Государства».

	Как показывает анализ норм международного права, террито-
риальный принцип действия международного уголовного права ха-
рактерен, в основном, для преследования за конвенционные преступ-
ления.


Реальный принцип действия
международного уголовного права

	В силу этого принципа нормы международного уголовного права
могут быть применены на территории государств, не являющихся
участниками соглашения.
	Условием такого применения нормы международного уголовно-
го права является согласие государства.

	1 СЗ РФ. 2000. № 23. Ст. 2349.


	Так, например, Международный уголовный суд может осуществлять
свою юрисдикцию на территории такого государства, если послед-
нее сделало соответствующее заявление (ст. 4, ч. 3 ст. 12 Римского
Статута). Но если государство дало такое согласие, то оно обязано
действовать «без каких бы то ни было задержек и исключений».

	Во многих конвенциях специально оговариваются вопросы вы-
дачи лиц, совершивших преступление, между государствами, не име-
ющими соглашения о выдаче, т.е. в отношении государства, не име-
ющего такого договора, нормы международного уголовного права,
регламентирующие процедуру выдачи, действуют в соответствии с
реальным принципом.

	Так (хотя пример этот «притянут», мы все же осмелимся его приве-
	сти), в силу ст. 8 Конвенции о борьбе с незаконным захватом воз-
	душных судов от 16 декабря 1970 г., если государство-участник по-
	лучает просьбу о выдаче лица от другого государства-участника,
	с которым оно не имеет договора о выдаче, оно «может по свое-
	му усмотрению рассматривать настоящую Конвенцию в отноше-
	нии такого преступления в качестве юридического основания для
	выдачи». А Европейская конвенция о выдаче от 13 декабря 1957 г.1
	в ст. 15 предусматривает прямой случай реального действия нор-
	мы — возможность выдачи лица запрашивающей стороной тре-
	тьему государству, не являющемуся участником данной Конвенции
	(при соблюдении строго определенных условий).


Универсальный принцип
действия международного уголовного права

	Данный принцип действия означает возможность ответственности
по международному уголовному праву вне зависимости от того, где
и кем было совершено преступление.
Основы этого принципа были заложены в I Принципе между-
народного права, выработанном Уставом Нюрнбергского трибуна-
ла («Всякое лицо, совершившее какое-либо действие, признавае-
мое, согласно международному праву, преступлением, несет за него
ответственность и подлежит наказанию»). При этом действие уни-
иерсального принципа было распространено на те преступления, ко-
торые вошли в юрисдикцию Международного трибунала.

	1 СЗ РФ. 2000. № 23. Ст. 2348.

	В дальнейшем в международном уголовном праве сформирова-
лось понимание применения данного принципа ко всем преступле-
ниям против мира и безопасности человечества.
	Логического завершения формулирование универсального прин-
ципа действия международного уголовного права достигло в ч. 1 ст. 3
Проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности челове-
чества: «Лицо, которое совершает преступление против мира и безо-
пасности человечества, несет за это ответственность и подлежит на-
казанию». От себя добавим — любое лицо, где бы оно ни совершило
подобное преступление (тем более, за которое не исчисляется ника-
кой срок давности), может подлежать юрисдикции любого государ-
ства или Международного уголовного суда.
	В настоящее время можно говорить о распространении уни-
версального принципа действия международного уголовного права
и в отношении ряда конвенционных преступлений.

	Например, в Конвенции о пресечении преступления апартеида и
	наказании за него 1973 г.1 указано, что виновные лица «могут пере-
	даваться компетентному суду любого государства-участника насто-
	ящей Конвенции, которое может приобрести юрисдикцию над лич-
	ностью обвиняемых».

        Тенденция к расширению универсального принципа действия
норм международного уголовного права должна расцениваться как
положительная — ведь универсализация последнего будет означать
как единообразие в его применении, так и более успешное достиже-
ние его задач по поддержанию мирового правопорядка и наказанию
виновных.
	Итак, международное уголовное право действует во времени и
пространстве в соответствии со следующими принципиальными по-
ложениями.
	Преступность и наказуемость деяния, вопросы наступления уго-
ловной ответственности по международному уголовному праву ре-
гулируются только теми актами, которые имели юридическую силу
на момент совершения деяния. Обязательная юридическая сила
международного акта уголовно-правового характера обычно нали-

	1Конвенции по борьбе с преступлениями международного характера. М., 1990.
	С. 46.

чествует при соблюдении двух условий: вступление его в силу (ре-
гламентирован в самом документе) и подтверждение обязательности
такого акта самим государством-участником. Прекращение дейст-
вия международно-правового акта (или его части) во времени мо-
жет быть произведено: истечением оговоренного срока действия, за-
меной, выходом необходимого для его действия количества участ-
ников, отменой в силу противоречия договора принципам jus cogens.
Некоторая специфика присуща действию во времени решений меж-
дународных организаций.
	По общему правилу обратная сила в действии международного
уголовного права не допускается.
	Территориальный принцип действия означает, что международ-
ное уголовное право имеет силу на всей территории государства-
участника соглашения, находящейся под его юрисдикцией.
	Реальный принцип действия заключается в том, что нормы меж-
дународного уголовного права могут применяться в отношении дея-
ний, совершенных на территории государств-неучастников соглаше-
ния при условии, что такое государство дает согласие на применение
этих норм.
	Универсальный принцип действия состоит в том, что в случае со-
вершения преступлений против мира и безопасности человечества,
а также ряда конвенционных преступлений, нормы международного
уголовного права применяются вне зависимости гражданства лица и
места совершения этого преступления.
	Полагаем, что в российском уголовном праве предписания дан-
ного принципа воплощены в положениях ч. 3 ст. 12 УК РФ, в соот-
ветствии с которыми лица, не являющиеся гражданами России, мо-
гут нести ответственность по УК РФ в случаях совершения ими пре-
ступлений за пределами России. По крайней мере, этот принцип
может осуществляться при наступлении уголовной ответственности
за преступления, преступность которых определена в международ-
ном уголовном праве, так как многие из этих преступлений считают-
ся посягающими на мировой правопорядок вне зависимости от места
их совершения, и любое государство может установить свою нацио-
нальную уголовную юрисдикцию в отношении таких лиц. Следова-
тельно, совершение такого преступления вне зависимости от места
совершения и статуса лица, считается направленным против инте-
ресов любого государства, участвующего в международном согла-
шении.

Например, в соответствии со ст. 4 Гаагской Конвенции о борьба с
незаконным захватом воздушных судов от 16 декабря 1970 г. каж-
дое договаривающееся государство принимает такие меры, какие
могут оказаться необходимыми, «чтобы установить свою юрисдик-
цию над таким преступлением и любыми другими актами насилия
в отношении пассажиров или экипажа, совершенных предполагае-
мым преступником»1.

	Все вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что
	в современном международном уголовном праве сложилась си-
	стема специфических, присущих, в основном, этой отрасли прин-
	ципов:

        1) принцип индивидуальной ответственности физических лиц
по международному уголовному праву (но не исключающий
иной международно-правовой ответственности государства и
юридических лиц);
	2) принцип nullum crimen sine lege (включающий в себя запрет
на применение закона по аналогии, а также правило о тол-
ковании сомнений в пользу лица, подвергаемого ответствен-
ности) и принцип nullum poena sine lege (причем два послед-
них образуют в совокупности своеобразный принцип закон-
ности);
	3) принципы недопустимости ссылки на официальное или
должностное положение лица (включающий в себя положе-
ние об ответственности военных начальников и командиров)
и недопустимости ссылки на приказ начальника и предписа-
ние закона, которые, по своему существу, являются произ-
водными от принципа индивидуальной ответственности;
	4) принцип nоn bis in idem, аккумулирующий «справедливость»
международного уголовного права и оказывающий решаю-
щее влияние на возникновение и реализацию материального
правоотношения в международном уголовном праве;
	5) принципы действия международного уголовного права во
времени и пространстве, включающие положения о недопу-
стимости применения обратной силы международного уго-
ловного права, о неприменении срока давности за престу-

	1 См.: Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных
	СССР с иностранными государствами. Вып. 27. М„ 1974. С. 292-293.

положения о территориальном, реальном и универсальном
действии международного уголовного права.

	Применительно к сфере действия национального уголовного за-
кона названные принципы действия международного уголовного
права выражаются в определении пределов действия самого УК РФ.
Согласно ч.1 ст.11 УК РФ любое лицо, совершившее преступление
па территории РФ, подлежит уголовной ответственности по УК РФ.
Суверенитет государства как раз в первую очередь выражается в воз-
можности осуществлять им свою юрисдикцию (в том числе — и уго-
ловную) на своей собственной территории. Это право государства не
может быть поставлено под какое-нибудь сомнение. В связи с этим
представляется несоответствующим реалиям анахронизмом и сейчас
довольно распространенная точка зрения о том, что имеется исклю-
чение из территориального принципа действия уголовного закона,
выраженное в экстерриториальности («внеземельности») диплома-
тических представительств1. Подобная позиция прямо противоречит
положениям международного права, например, ст. 41 Венской Кон-
венции о дипломатических сношениях 1961 г., определяющей, что
все дипломатические служащие обязаны соблюдать и уважать зако-
ны и постановления страны пребывания.
	Серьезной новеллой в УК РФ стало введение принципа реального
действия уголовного закона в пространстве (ч. 3 ст. 12), согласно ко-
торому иностранные граждане и лица без гражданства, не прожива-
ющие постоянно в РФ, совершившие преступление вне пределов РФ,
подлежат уголовной ответственности по УК РФ в случаях, если пре-
ступление направлено против интересов РФ, и в случаях, предусмот-
ренных международным договором РФ, если они не были осуждены
в иностранном государстве и привлекаются (в процессуальном по-
рядке) к уголовной ответственности на территории РФ.
	Ранее в ч. 4 ст. 5 УК РСФСР 1960 г.2 содержалось указание на то,
что иностранные граждане и апатриды могли нести ответственность
по УК РСФСР в случаях совершения преступлений вне пределов го-
сударства только в случае, предусмотренном международным дого-

	1 См., напр.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Общая
	часть / под ред. В.М. Лебедева, Ю.И. Скуратова. М., 1996. С. 14.
	2 Ведомости ВС РСФСР. 1960. № 40. Ст. 591.

вором. Надо подчеркнуть, что предусматривалась не возможность
прямой отсылки к международной норме, а наступление ответствен-
ности только по статье Особенной части УК РСФСР, предусматрива-
ющей ответственность за преступление, включенное во внутреннее
законодательство в силу международного права.
	В настоящее время в силу реального принципа действия уголов-
ного закона возможна ответственность по УК РФ иностранцев и лиц
без гражданства не только за конвенционные преступления, но и за
все преступления против интересов России, совершенные вне ее пре-
делов. Представляется, что в этом положении нашел отражение рас-
сматриваемый принцип международного права, поскольку охрана
суверенитета и территориальной целостности любого государства
является одной из основных задач международного права как тако-
вого и, безусловно, должна быть отражена в охранительных положе-
ниях внутреннего закона.
	Наконец, в тесной связи с указанной проблемой состоит меж-
дународно-правовой принцип сотрудничества государств, непосред-
ственно выражающийся в уголовно-материальном смысле в таком
институте уголовного права, как выдача другому государству лиц, со-
вершивших преступления.
	Статья 13 УК РФ, повторяя конституционное предписание, ука-
зывает, что граждане РФ, совершившие преступление на террито-
рии иностранного государства, не подлежат выдаче этому государ-
ству. С другой стороны, иностранные граждане и лица без граждан-
ства, совершившие преступление вне пределов РФ и находящиеся на
территории РФ, могут быть выданы иностранному государству для
привлечения к уголовной ответственности или отбывания наказания
в соответствии с международным договором РФ.
	Таким образом, в уголовном законе установлен жесткий запрет
на выдачу российских граждан иностранному государству в случае
совершения ими преступления на территории последнего.
	Однако в ряде международных документов предписана возмож-
ность выдачи другому государству любого лица, совершившего пре-
ступление на территории этого государства. Так, например, ст. V Кон-
венции о геноциде прямо указывает на то, что «лица, обвиняемые
в совершении геноцида... должны быть судимы компетентным судом
того государства, на территории которого было совершено это дея-
ние». Далее, договаривающиеся Стороны «обязуются осуществлять
выдачу в соответствии со своим законодательством и действующи-
ми договорами» (ст. VI). Подобное предписание содержится также
в ст. III Конвенции о неприменимости срока давности к военным
преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября
1968 г. Отметим, что Россия (СССР) при ратификации указанных
конвенций не сделала оговорку о недопущении экстрадиции своих
граждан.
	Более того, согласно резолюции 45/116 Генеральной Ассамб-
леи ООН от 14 декабря 1990 г., допускается выдача «любого» лица,
но отказ в экстрадиции лица на основании того, что оно является
гражданином государства, является факультативным обстоятель-
ством, которое должно быть урегулировано внутренним законода-
тельством1.
	Можно возразить, что за совершение геноцида и других подоб-
ных преступлений граждане России могут и должны нести ответ-
ственность УК РФ на территории и перед судом нашего государства.
И это вполне справедливо, так как это преступление предусмотрено
внутренним законодательством и отвечает принципам применения
международного уголовного права. Мы лишь отметим, что ст. 13
УК РФ текстуально не вполне соответствует нормам международ-
ного права, и поэтому в ней должна быть предусмотрена либо воз-
можность выдачи граждан РФ в соответствии с принципом сотруд-
ничества государств, либо, с другой стороны, невозможность выдачи
российских граждан должна быть отражена в оговорках РФ ко всем
подобного рода международным договорам.

	1См.: Сборник стандартов Организации Объединенных Наций в области преду-
	преждения преступности и уголовного правосудия: Официальное издание ООН.
	Нью-Йорк, 1992. С. 58-60.