Ефим Борисович Черняк. Пять столетий тайной войны. Из истории секретной дипломатии и разведки (монография)

Міжнародні відносини

Ефим Борисович Черняк.
Пять столетий тайной войны.
Из истории секретной дипломатии и разведки (монография)

(продолжение 2/3)

Авантюры коадъютора Гонди

У преемника Ришелье кардинала Мазарини главой секретной службы стал епископ Фрежюский Ондедей. По способностям ему было далеко до "серого кардинала", но некоторые из его агентов не уступали лучшим разведчикам Ришелье. Секретная служба Мазарини имела своих агентов в ряде иностранных государств. Так, шпионом кардинала в Англии, где происходила революция, был полковник Мортимер, один из приближенных Оливера Кромвеля, располагавшего, как мы убедимся, очень эффективной контрразведкой. Мортимер передавал свои сообщения через банкира Витанеля-Лемюра. Другой разведчик кардинала, некий Пэрк, шпионил за находившимися в Англии представителями восставших французских вельмож. Пэрк был агентом-двойником. Британские власти не препятствовали отправке его донесений Мазарини, считая, что содержащаяся в них информация сделает кардинала более уступчивым в отношении Англии.

Главные усилия разведчиков Мазарини были направлены на выявление намерений его противников во Франции. Одному из шпионов кардинала, францисканскому монаху Франсуа Берто, на основании патента, лично подписанного Людовиком XIV, сыном Людовика XIII и Анны Австрийской, ребенком вступившим на престол в 1643 г., разрешалось носить любую одежду, если того требовали интересы короля. А они требовали этого постоянно. Так, вскоре после получения патента Берто был в 1652 г. арестован восставшими жителями Бордо, собиравшимися сурово расправиться со шпионом Мазарини. Берто пустился на хитрость. Он выпросил разрешение написать письмо священнику в город Блей, утверждая, что тот является его дядей. В письме шла речь только о денежных делах, а на полях имелась приписка: "Посылаю вам глазную мазь; натрите ею глаза, и вы будете лучше видеть". Берто поручил доставить это письмо одному крестьянину, шепнув ему, что оно должно быть передано в руки сторонника короля герцога Сен-Симона. Герцог получил письмо и догадался натереть мазью четвертую, чистую страницу: Берто просил помощи в организации побега. Сен-Симон приказал одному лодочнику тайно доставить Верто костюм матроса. Францисканец сумел переодетым обмануть стражу и бежать из Бордо.

А вторым агентом Мазарини в Бордо был Шарль д'Артаньян (прототип знаменитого героя романов о мушкетерах). Он также облачился в одежду монаха-схимника, которого война заставила покинуть свое убежище, и даже отрастил длинную бороду. Д'Артаньян сумел войти в доверие к руководителям восставших, не подозревавших, с кем они имеют дело, он даже стал их исповедником и военным советником. В конце концов один из предводителей повстанцев заподозрил неладное и приказал лжемонаху сбрить бороду. Опасаясь разоблачения, д'Артаньян поспешил исчезнуть из города. Позднее пытался, правда безуспешно, снабжать ложной военной информацией вождей партии противников кардинала. Все это происходило во время пятилетней гражданской войны (1648-1653 гг.) - так называемой Фронды, которая была наиболее серьезным испытанием для разведки, как и вообще для политики Мазарини.

Фронда возникла на волне не прекращавшихся десятилетиями восстаний крестьянства и городского плебса, а также под влиянием буржуазной революции в Англии, где был казнен король и провозглашена республика. Однако французская буржуазия не созрела до роли руководителя борьбы против абсолютизма, народное движение было использовано крупными вельможами, желавшими урвать для себя новые владения, высокие посты и миллионы из государственной казны. Началась бесконечная серия заговоров и контрзаговоров. После "ночи баррикад", которыми покрылась столица с 26 на 27 августа 1648 г., Анна Австрийская вместе с малолетним сыном королем Людовиком XIV и Мазарини бежали из Парижа. Крупный французский полководец принц Конде осадил мятежный город в марте 1649 г. Руководители парижской буржуазии, по существу, капитулировали, и двор возвратился в Париж. Однако Анна Австрийская и Мазарини скоро почувствовали, что находятся в зависимости от надменного Конде. Мазарини приказал арестовать принца, но это привело лишь к сплочению всех врагов кардинала. 6 февраля 1651 г. Мазарини, переодетый в костюм простого дворянина, опять бежал из Парижа, вскоре ему пришлось покинуть французскую территорию и обосноваться в Германии, в городке Брюле, около Кельна. Позднее на короткое время Конде и несколько поддерживавших его других принцев крови стали господами положения в Париже. Однако в августе 1651 г. Конде снова счел за лучшее покинуть город. В сентябре 1651 г. по настоянию Анны Австрийской король, которому исполнилось 13 лет, был объявлен совершеннолетним, а в конце года Мазарини вернулся во Францию во главе наемной армии немецких ландскнехтов. Правда, в июле 1652 г. сторонники Конде впустили армию принца в Париж, покинутый Анной Австрийской. Казалось, что грабежам, насилиям и убийствам, общему разорению страны не было видно конца. Однако постепенно чаша весов склонилась в пользу короны. Буржуазия жаждала мира. В октябре 1652 г. Конде должен был еще раз покинуть Париж, в который вступили королевские войска. Мазарини по-одиночке договорился с большинством знатных фрондеров. Такова была - в немногих словах - история Фронды, в которой столь большая роль была отведена методам тайной войны.

Едва ли не каждый из главных противников Мазарини пытался создать свою разведывательную службу, с помощью которой мог бы ориентироваться в густой паутине заговоров. Лучше других это удалось парижскому коадъютору (помощнику архиепископа) Гонди. Азартный игрок, готовый все поставить на одну карту, причудливо сочетался в нем с мастером хитроумных интриг, неутомимым заговорщиком, ловким демагогом, умеющим управлять толпой. Жизнь для этого прирожденного авантюриста казалась пресной без острой политической борьбы и многочисленных донжуанских похождений, которым он со страстью предавался и в пожилые годы. "Одним из признаков, по которым узнается посредственность, - провозглашал Гонди, - является неумение отличать необыкновенное от невозможного". Рассказа о том, что вытворял Гонди при помощи своих агентов, хватило бы на добрый десяток приключенческих романов. С таким напористым и изворотливым противником приходилось иметь дело секретной службе Мазарини.

Разведка коадъютора немало способствовала знаменитой "ночи баррикад", а после возвращения Анны Австрийской и Мазарини в столицу в 1649 г. пыталась снова организовать выступление парижан против кардинала. Тогда Мазарини и королева предпочли договориться с Гонди, избрав посредницей герцогиню де Шеврез. Опытная интриганка в это время была ближайшим другом Гонди, а ее дочь Шарлотта стала с благословения матери одной из многочисленных любовниц коадъютора. Гонди за переход на сторону правительства было обещано содействие в получении сана кардинала. Однако, укрепив свое положение, Мазарини предпочел забыть об этом обещании, а Гонди снова переметнулся в лагерь фрондеров. Мазарини, как мы знаем, был принужден на несколько месяцев укрыться во владениях кельнского курфюрста. Но кардинал остался первым министром Франции, а его секретная служба, быть может, никогда не была столь эффективной, как в это время.

Почти каждый день Мазарини обменивался письмами с королевой. Эту тайную корреспонденцию доставляли агенты, действовавшие под началом Ондедея (будущего епископа) и Барте. Кардинал был настолько уверен в своих агентах, что даже не считал нужным шифровать переписку. Лишь фамилии обозначались цифрами или часто весьма прозрачными псевдонимами. Королева именовалась "серафимом" или "15", Мазарини - "небом" или "16", Гонди - то "трусом", то "немым".

В войнах конца XVII и начала XVIII в. шпионажу придавали такое значение, что не раз сами полководцы брали на себя роль разведчиков. Во время осады Арраса французский маршал Фабер проник во вражескую крепость и осмотрел систему обороны. В 1668 г. французский генерал Катина пробрался в занятую неприятелем крепость Люксембург под видом трубочиста. Еще чаще крупные полководцы лично руководили своей разведкой. Так, в 1702 г. принц Евгений Савойский на основе показаний своего шпиона Козоли составил план нападения на Кремону. Козоли сообщил о существовании тайного хода, через который в январскую ночь в город ворвался отряд в 600 солдат армии Евгения Савойского. Участь Кремоны была решена. Французский маршал Люксембург получал ценную информацию от секретаря голландского штатгальтера принца Вильгельма Оранского. Однако шпион был разоблачен и согласился передавать Люксембургу ложные сведения о передвижении войск Вильгельма. В результате только случай помог Люксембургу спастись от захвата в плен в его собственном лагере у Штейнкирхена.

Совершенствование секретной службы в течение нескольких столетий было неразрывно связано с развитием абсолютных монархий. Сначала аппарат секретной службы использовался преимущественно в борьбе монархов за упрочение своей власти против притязаний феодальной знати на большую или меньшую независимость от центрального правительства. Позднее, после укрепления абсолютизма, у него не осталось противников справа, а для выполнения своей главной роли - подавления сопротивления эксплуатируемых масс, особенно крестьянства, - абсолютизм опирался прежде всего на армию и на быстро растущую централизованную полицию. Секретная служба теперь стала преимущественно орудием в борьбе против внешних противников абсолютистского государства (хотя она и раньше, конечно, использовалась для этой цели).

Очень показателен пример Франции: еще в XVI в. и в первой половине XVII в. вплоть до правления Ришелье и Мазарини секретная служба была занята внутренними врагами абсолютизма. Со второй половины XVII в., в царствование Людовика XIV, упор переносится на внешнеполитическую область. Одновременно быстро растет полиция, и секретная служба становится одной из функций полицейских властей. Однако в пестром хаосе административных органов абсолютистской Франции, где функции многих учреждений перекрещивались, шпионажем занимаются и дипломатическое и военное ведомства, и провинциальные интенданты, и, главное, лично доверенные лица монарха (и его фавориток), порой путавшие карты всех остальных учреждений. Лувуа, знаменитый поенный министр Людовика XIV, создал широкую шпионскую сеть в германских государствах. Внутри страны люди Лувуа следили за всеми видными французскими офицерами. В число своих шпионов Лувуа вербовал горничных, слуг, модисток, преподавателей модных танцев, которые по роду своей профессии должны были сталкиваться со многими людьми.

Шпионажем при Людовике XIV ведал также генерал-лейтенант полиции де ла Рейни.

В трактате Георга Ленейса "Искусство придворное, государственное и правительственное", изданном в 1679 г. во Франкфурте-на-Майне, отмечалось: "Многие монархи используют в своих целях шпионов..." Не только начальники, но и все подданные "обязаны разоблачать подобных людей, особенно в трактирах, и при всяком подозрении в измене или в чем-либо подобном надлежит немедленно заключать их под стражу для проведения властями расследования".

Случаи, когда разведчикам удавалось оказать существенное влияние на ход политических событий, не являлись в эту эпоху исключением. Разведчики или подкупленные разведкой политические деятели определенной страны нередко были главными участниками дворцовых переворотов, смены правительств и других событий, приводивших к резкому изменению политического курса, хотя, конечно, и не определявших общих исторических судеб страны. Еще чаще роль разведчиков сводилась не к прямому участию в тех или иных событиях, а к сбору информации, дававшему возможность правительству одной страны с помощью военных, политических и других мер оказывать воздействие на другую. Однако и в том и в другом случае решающими оказывались социально-экономические условия, определявшие политическую обстановку, в которой действовала разведка. Самые ее успехи становились возможными только в определенных исторических условиях. Когда перед разведкой ставились нереальные цели - остановить или направить вспять закономерный процесс исторического развития, она неизменно терпела неудачу.

"Запечатанный узел" и "черная книга" Джона Терло

Упадок секретной службы в Британии при Якове I и особенно при его сыне Карле I, унаследовавшем престол в 1625 г., не был случайностью. Главный противник переместился в саму Англию. Это были пуритане - буржуазная оппозиция Стюартам. И в борьбе с этой оппозицией, отражавшей в то время народное недовольство существовавшими общественными и политическими порядками, правительство прибегало преимущественно к иным приемам, чем методы тайной войны. Для подавления массовых выступлений укреплялась административная машина, усовершенствовался механизм судебной и внесудебной расправы с противниками режима, вводилось репрессивное законодательство и, главное, делались попытки явочным порядком расширить прерогативы короны ча счет парламента - столь послушного в тюдоровские времена, а теперь ставшего выразителем усилившегося брожения в стране. Борьба за ограничение полномочии парламента приобрела тем более острый характер, что, только присвоив себе его традиционное право устанавливать налоги, Карл I мог рассчитывать приобрести достаточные ресурсы для создания большой постоянной армии. А без такой армии трудно было надеяться на успех политики подавления оппозиции и утверждения полного королевского абсолютизма по континентальному образцу.

Но после того как конфликт принял открытый характер и перерос весной 1642 г. в гражданскую войну между королем и парламентом, снова потребовались услуги секретной службы, причем в равной мере обеим враждующим сторонам: и кавалерам - сторонникам Карла, и их противникам - "круглоголовым". Ход тайной войны отражал в общем соотношение сил, которое складывалось в войне явной, а оно зависело во многом от внутренней борьбы в парламентском лагере между пресвитерианами, стремившимися к компромиссу с королем, и индепендентами, требовавшими ведения военных действий вплоть до полной победы над Карлом I. Когда преобладание перешло к индепендентам, возглавляемым Оливером Кромвелем, когда его армия стала одерживать успех за успехом, заметно улучшилась и разведка "круглоголовых".

Главой военной разведки парламента в 1643 г. был назначен один из членов палаты общин - Самуэль Льюк. По словам современников, Льюк столь усердно наблюдал за врагами, что "они не могли ни есть, ни спать, ни пить, ни шептаться без того, чтобы он не представил отчета об их самых тайных деяниях". Помощники Льюка (майор Френсис Роу, майор Леонард Уотсон, Джеймс Питсон) ведали разведкой в различных графствах, где разворачивались действия парламентских армий. Льюк снабдил Оливера Кромвеля информацией, которая серьезно способствовала его решающей победе в июне 1645 г. над Карлом I в битве при Несби.

Напротив, руководители роялистской военной разведки - сэр Блант и Рьюс тщетно пытались изменить ход событий в пользу кавалеров, а после того как король попал в руки неприятеля, помочь ему вырваться из плена. В ноябре и декабре 1647 г. Карл I содержался под стражей во дворце Хемптон-корт. Режим заключения не был строгим, и кавалерам удалось увезти короля на остров Уайт, но там его снова взяли под арест. Содержание шифрованных писем, которые направлял Карл своим сторонникам, без труда раскрывалось парламентской секретной службой. Поэтому все попытки кавалеров снова организовать бегство Карла окончились провалом.

В 1649 г. король Карл I был казнен. Англия стала республикой. Однако победившие классы - буржуазия и обуржуазившаяся часть дворянства - боялись народных масс, при помощи которых они одержали победу над королем. Они мечтали о твердой власти, способной гарантирован" их завоевания от опасности как слева - со стороны трудящихся масс, так и справа - со стороны побежденных, но мечтавших вернуть утерянное роялистов (кавалеры сплотились вокруг находившегося в эмиграции Карла II, сына казненного короля).

В стране была установлена диктатура генерала Оливера Кромвеля, объявившего себя лордом-протектором Англии. Кромвель должен был бороться с деятельным роялистским подпольем. Кавалеры пытались поднимать одно за другим восстания, вести переговоры со всеми группировками, недовольными режимом протектората, готовили покушения на Кромвеля. В борьбе против кавалеров не меньшее значение, чем армия - знаменитые "железнобокие", имела разведка. Кромвель лично разработал некоторые принципы построения своей разведывательной службы, например ввел правило, что ни один агент не должен знать ничего сверх того, что ему необходимо для его действий, и в особенности не быть посвященным без крайней необходимости в работу других агентов. Лорд-протектор любил порой приглашать к себе за стол друзей и лиц, казавшихся ему подозрительными, чтобы изумлять первых и ужасать вторых степенью своей осведомленности о каждом из них.

Еще в 1649 г. руководство разведкой было возложено на Томаса Скота - одного из "цареубийц", голосовавших за вынесение смертного приговора королю Карлу I. Роялист Клемент Уокер, вспоминая по тогдашнему обычаю, библейский миф о египетском пленении, жаловался, что агентами Скота "вся Англия кишела, как Египет кишел вшами и лягушками". Скот использовал не только шпионов, но и провокаторов, инспирировавших плохо организованные выступления кавалеров.

Энергичным помощником Скота вскоре стал капитан Джордж Бишоп, занявшийся целиком организацией шпионажа внутри страны. Другим сотрудником начальника кромвелевской разведки был профессор геометрии в Оксфордском университете Джон Уоллис, достойный наследник Фелиппеса, утверждавший, что является основателем новой науки - криптографии. Уоллис расшифровал многие коды роялистов. Утверждали, что не было шифра, который ему не удавалось бы раскрыть. При этом, в отличие от Бишопа, ярого сторонника Кромвеля, Уоллис изображал человека не от мира сего, ученого, готового лишь в интересах науки разгадывать передаваемые ему шифры. Гайд - канцлер жившего в эмиграции Карла II - долгое время не мог поверить, что Уоллис раскрывает роялистские шифры. Гайд считал, что ключи к шифрам были выданы кем-то из кавалеров. Лишь после Реставрации, получив в свои руки образцы работы Уоллиса, Гайд должен был сознаться, что недооценивал талантов оксфордского геометра.

Роялисты скоро почувствовали эффективность системы, созданной Скотом. Приближенный короля маркиз Ньюкастл признал это в разговоре с одним из кавалеров, который, между прочим, тоже был агентом Бишопа. Тот писал своим начальникам: "Они думают, что Вы в сговоре с дьяволом. Стоит им только подумать о чем-нибудь, как Вы уже узнаете об этом".

В 1653 г. общее управление разведкой перешло от Скота и Бишопа к государственному секретарю Джону Терло, хотя оба прежних руководителя продолжали свою деятельность. Кстати, после смерти Кромвеля Скот на некоторое время опять стал во главе разведывательного ведомства.

Терло создал специальный "разведывательный департамент". Как директор почт, он ведал цензурой и перлюстрацией корреспонденции.

Терло был, несомненно, самым способным руководителем секретной службы, которого Англия имела со времен Уолсингема. Среди агентов Терло были роялисты, готовые перебежать в лагерь Кромвеля, и экзальтированные проповедники наступления царства божьего на земле, мужчины и женщины, старики и молодежь. Глава тайной службы спасал от виселицы приговоренных к смерти при условии, что они станут шпионами лорда-протектора.

Секретная служба Терло обеспечила одну из наиболее крупных побед английского флота под командой адмирала Блейка - захват испанской эскадры, которая везла драгоценные металлы из колоний в Новом Свете. Терло получил от своего агента на Ямайке известие о подготовке эскадры задолго до того, как она вышла в море. Блейк в течение полугода терпеливо ждал свою добычу, которая в конце концов попала в его руки.

Английские путешественники, даже симпатизировавшие роялистам, боялись встречаться с находившимся в Париже в 1654 г. Карлом II, так как об этих посещениях немедленно узнавали в Лондоне. Один аристократ, державший в годы войны сторону парламента, попросил у Кромвеля разрешения съездить за границу. Лорд-протектор дал согласие при условии не видеться с Карлом, в это время переехавшим в Кельн. После возвращения этот дворянин был вызван к Кромвелю.

- Точно ли вы соблюдали мой приказ?

- Да.

- Это верно, - заметил, усмехнувшись, протектор, - вы не видели Карла Стюарта, чтобы сдержать обещание, данное мне. Вы встретились с ним в темноте, для этого из комнаты были вынесены свечи.

И Кромвель точно изложил остолбеневшему от изумления и страха собеседнику содержание его переговоров с Карлом II.

Терло имел своих людей в ближайшем окружении Карла II: новый государственный секретарь любил получать секретные новости из первоисточников. Впрочем, немало полезного сообщали Терло и его агенты, не принадлежавшие к числу доверенных лиц короля, но вращавшиеся среди кавалеров, часто не умевших держать язык за зубами. В числе шпионов Терло был Джозеф Бэмфилд, которому роялисты поручали выполнение многих секретных миссий (в апреле 1648 г. Бэмфилд организовал бегство из-под стражи младшего сына Карла I 14-летнего герцога Йоркского, будущего короля Якова II). Агенты шефа кромвелевской разведки известили его о всех подробностях подготовки роялистского мятежа весной 1655 г. Это было одной из причин, почему действительно начавшееся в марте восстание было без труда подавлено "железнобокими".

Широко применял Терло и старую уловку, подсылая к арестованным роялистам своих людей, изображавших из себя кавалеров. Немалое число роялистов, постепенно отчаявшись в возможности успеха, стало предлагать свои услуги Терло. Один из них, сэр Джон Гендерсон, был в 1654 г. послан в Кельн, где находился двор Карла. Гендерсон сумел выудить немалое количество важных сведений у королевского министра Питера Мессонетта. Однако еще большее значение имел другой агент Терло - Генри Меннинг, в прошлом активный роялист.

В начале 1655 г. Меннинг прибыл в Кельн ко двору Карла II. Хорошо воспитанный, элегантный молодой дворянин сумел представить неопровержимые доказательства своей верности - он привез рекомендательное письмо от доктора Эрла, некогда учителя и капеллана Карла. Меннинг рассказывал, что его отец погиб, сражаясь за короля, а он сам был тяжело ранен. Храбрый кавалер выразил желание нести службу совершенно безвозмездно, что было немаловажно для вечно нуждавшегося в деньгах короля в изгнании. Особенно полезными оказались связи, которые имел Меннинг, - его друг из Антверпена еженедельно пересылал ему публиковавшийся в Лондоне дневник парламентских заседаний - нечто вроде газеты. Это издание приходило во многие европейские столицы и другие крупные города, но в Кельне получить его приближенным Карла было трудно. Меннинг скоро оказался незаменимым человеком. Один из приближенных Карла, Уилмот, представил Меннинга королю. Канцлер Гайд (впоследствии лорд Кларе ндон) подозрительно отнесся к Меннингу, но больше потому, что считал его протеже своего соперника Уилмота.

Правда, были и другие основания. При встрече с королем и Гайдом Меннинг неожиданно сообщил, что привез от видного роялиста графа Пемброка вылепленную из воска копию головы античной статуи, находившейся в коллекции этого аристократа. Меннинг сказал, что статуя должна быть известна Карлу и ее восковой слепок свидетельствует о ом, что доставивший его является лицом, заслуживающим доверия. В случае "признания" Карлом и канцлером этого слепка Меннинг был уполномочен предложить королю от имени графа в долг 3 тыс. ф. ст. Предложение было более чем заманчивое. Все-таки Гайда мучила одна мысль: ему казалось, что кто-то сообщил ему, что Пемброк совершенно разорился в годы гражданской войны. Если это было действительно так, то граф явно не мог одолжить королю такую большую сумму денег. Гайд решил навести справки, для чего, конечно, потребовалось немалое время. А Меннинг, обласканный королем, стал своим человеком среди окружения Карла. Его собутыльниками в пьяных оргиях были ведущие лица роялистской партии, вроде графа Рочестера. Вместе с тем Меннинг умел вести себя, проявлял сдержанность и усердие в службе, его вежливость и хорошие манеры резко контрастировали с разгульным поведением других придворных, не раз затевавших драки даже в присутствии короля. "Друг из Антверпена" присылал Меннингу не только дневник парламентских заседаний, но также деньги и инструкции. И взамен переправлял в Лондон приходившие два-три раза в неделю подробные донесения из Кельна. Так продолжалось с января по ноябрь 1655 г. В начале этого года на основании информации, полученной от Меннинга, была арестована целая группа роялистов, некоторые из них были казнены. Так провалилось намеченное на ноябрь роялистское восстание.

О другом упомянутом выше мятеже, который вспыхнул в марте, Меннинг также заранее предупредил своих нанимателей. Чтобы добыть тайные сведения, он вел слежку за королем, покидавшим Кельн для конфиденциальных совещаний с делегатами от роялистского подполья. Широкое выступление кавалеров было сорвано, а восставшие небольшие группки рассеяны солдатами Кромвеля. 20 человек были казнены, сотни других проданы в рабство на остров Барбадос.

В своих первых отчетах Меннинг был очень точен, но и в них сказались его недостатки как агента. Будучи крайне высокого мнения о своих талантах, он считал нужным включать в депеши длинные и банальные рассуждения о смысле жизни, которые ничего не прибавляли к ценности той информации, за которую Терло платил ему хорошие деньги - 1200 ф. ст. в год. Когда недоставало новостей, чтобы набить себе цену, Меннинг стал "драматизировать" сообщаемые им сведения. Так, в его донесениях содержалось подробное описание заседаний Королевского совета, в которых участвовали Карл и Гайд. Эти описания были выдуманы от начала до конца.

Тем временем Гайд получил запрошенные им сведения о Пемброке - это, оказывается, был человек почти без средств и к тому же совершенно не интересовавшийся делами кавалеров. Стало ясно, что Меннинг лгал, и Карл приказал Гайду установить истину. Тем временем начали поступать и другие сведения. Один испанец, вернувшийся из Англии, сообщил роялисту сэру Эдварду Николасу, что все планы кавалеров становятся известными Кромвелю через кого-то в Кельне, близкого к королю. Подозрение, естественно, пало на Меннинга уже и потому, что он единственный из придворных регулярно получал известия из Антверпена. В Антверпен был направлен еще в конце сентября роялистский разведчик Джеймот. 4 декабря он вернулся в Кельн с несколькими перехваченными донесениями Меннинга к Терло. Карл спешно созвал совещание своих ближайших советников - Гайда, Ормонда, Николаев. Было решено поймать Меннинга на месте преступления, чтобы иметь неопровержимые доказательства его виновности.

...Вечером 5 декабря к королевскому ужину собралось, как это часто бывало, несколько придворных. К общему изумлению, Гайд и Николае, обычно избегавшие этих шумных трапез, на сей раз приняли приглашение к столу. Среди присутствовавших был и Меннинг, который в тот вечер не стал поддерживать свою репутацию человека, ограничивающего себя в потреблении спиртного, и настолько хватил лишнего, что задремал на стуле. У него незаметно вынули из кармана ключи от комнаты, а веселая попойка продолжалась.

Меннинг вскоре проснулся и, пошатываясь, отправился к себе в комнату. Через несколько минут туда ворвались кавалеры, посвященные в тайну, застав его за разборкой писем и шифров. Меннинг попытался порвать письма, но был схвачен, связан и оставлен под надежной охраной. Произведенный обыск дал дополнительные доказательства помимо донесений, привезенных из Антверпена. Местные власти по просьбе Карла согласились посадить Меннинга в тюрьму, где его две недели подряд по семь-восемь часов в день допрашивали Гайд, Николае и сам король. По ночам Меннинг писал длинные истерические письма, признавая свою вину и умоляя о прощении.

Разоблачение Меннинга вызвало большой шум в Европе. Учитывая положение, в котором находились в эмиграции роялисты, они должны были вести суд над шпионом со строгим соблюдением всех законных форм. А Меннинг уверял всех, кто соглашался его слушать, что служба у Терло - роковое грехопадение, что он - роялист, горящий желанием отомстить за смерть отца и конфискацию семейного имущества, кричал о своей невиновности, ссылался на вымышленность сведений в ряде своих отчетов как на свидетельство, что он ненавидит "узурпатора" Кромвеля. Меннинг предлагал сделаться роялистским шпионом, уйти в монастырь, быть приговоренным к пожизненному заключению в тюрьме - только бы его оставили в живых. (Другой агент Терло, по фамилии Адаме, тоже связанный с роялистами, посылал из Роттердама в Лондон детальные отчеты о поведении своего бывшего кельнского коллеги.)

На запрос кавалеров, разрешат ли кельнские власти приговорить подсудимого к смертной казни, давались уклончивые ответы. Наконец, последовало согласие курфюрста с условием, чтобы приговор был приведен в исполнение не на его территории. Пришлось обратиться к курфюрсту Бранденбургскому, владения которого находились по соседству, тот устно дал разрешение. Рано утром 15 декабря отчаянно вопившего Меннинга увезли в лес. Через несколько дней случайный проезжий обнаружил труп англичанина, убитого выстрелом в сердце.

На службе Терло находились и женщины-разведчицы. В мае 1655 г. в роялистских кругах Антверпена появилась молодая красивая Диана Дженнингс. Она ловко изображала вдову недавно убитого на дуэли роялиста - не существовавшего на свете кузена графа Дерби. Диана произвела сильное впечатление на полковника Роберта Фелипса, который с готовностью взял на себя заботы об интересной леди. Немало смеялись приятели Фелипса, когда вскоре выяснилось, что мнимая вдова была явной обманщицей. Однако они зубоскалили бы значительно меньше, узнав, что Диана Дженнингс за время своего флирта с Фелипсом сумела разузнать у него все детали подготовлявшегося им и несколькими другими кавалерами покушения на Кромвеля. Заговорщики намеревались застрелить лорда-протектора и бежать под прикрытием вооруженного отряда в 50 человек. Диана Дженнингс быстро села в Дюнкерке на корабль, идущий в Англию, и вскоре уже сумела передать Терло список участников заговора, а также адрес "почтового ящика", через который они вели переписку со своими сообщниками.

Некоторые честолюбцы из партии кавалеров, потерпевшие неудачу в интригах, которые плелись при дворе Карла II, решали отомстить, нанимаясь на службу к Терло. Так поступил сэр Джон Марлей - бывший роялистский губернатор Ньюкасла, Ричард Палмер, служивший при дворе Карла II, сам принес в ведомство Терло письма, которые ему было поручено доставить роялистам в Англию из Кельна, и предложил свои услуги и на будущее. Палмер явно руководствовался желанием получить побольше денег. Терло позднее послал его в Голландию в качестве разведчика при английском после в Гааге.

Не менее ценными агентами были для Терло подкупленные им слуги видных кавалеров. Так, например, лакей роялиста Джейма Холсолла Уильям Мастен помог разоблачить подготовку еще одной попытки убийства Кромвеля. Слуга роялиста Арморера Томас Пирс после ареста не только разоблачил планы своего хозяина, но и по поручению Терло поехал в Кельн провоцировать новое покушение на протектора. Однако Пирс, видимо, был агентом-двойником. По возвращении в Англию он был снова отправлен в тюрьму и, несмотря на все уверения в преданности, оставался под стражей вплоть до смерти Кромвеля.

Поток перебежчиков из лагеря кавалеров все увеличивался в последние годы протектората. Немалое число их становились деятельными агентами Терло. Шпионом стал Джон Уолтере, направленный в 1656 г. в Антверпен и снабдивший кромвелевскую секретную службу важной информацией о роялистских эмигрантах. Еще более деятельно подвизался в роли разведчика священник англиканской церкви Френсис Коркер. О ценности добывавшихся им известий о лондонских роялистах можно судить по тому, что Терло, по некоторым сведениям, платил ему 400 ф. ст. в год - немалые деньги в то время.

Были случаи, когда отдельные роялисты, вроде Генри Бишопа, нанимались на службу к Терло исключительно с целью сообщать ложные сведения. А бывало и еще сложнее. Некоторые роялисты, получая жалованье от Терло, уверяли своих единомышленников, что делают это лишь с целью одурачить секретную службу лорда-протектора. Однако в действительности они снабжали Терло вполне доброкачественной информацией. Так, например, сумел устроить свои дела Джилберт Талбот, участник одного из неудавшихся покушений на Кромвеля в 1655 г. И это был далеко не единственный казус.

Однако самым большим успехом секретной службы Терло в борьбе против роялистов явилось проникновение в так называемый "Запечатанный узел". Это был верховный орган партии кавалеров в Англии, состоявший всего из нескольких влиятельных вельмож. Хотя авторитет "Запечатанного узла" временами оспаривали другие роялистские центры, недовольные его выжидательной политикой, он оставался самой важной организацией кавалеров. Тем большее значение имела измена Ричарда Уиллиса, одного из членов "Запечатанного узла". В мае 1660 г., через два месяца после реставрации Стюартов, Уиллис, считавшийся главой роялистского подполья во время протектората Кромвеля, был признан виновным в государственной измене членами Тайного совета короля Карла II, в пользу которого он, по общему мнению, все эти годы действовал с опасностью для жизни.

Сэр Ричард Уиллис, один из придворных Карла I, в годы протектората после нескольких лет пребывания в эмиграции вернулся в Англию, проявлял большую активность и в 1656 г. фактически принял руководство "Запечатанным узлом". Кромвелевские власти неоднократно его арестовывали и сажали в тюрьму, где он провел время с мая по август 1654 г., с июня 1655 г. по февраль 1656 г. и с апреля по июнь 1658 г. (последний арест относится ко времени, очевидно, уже начавшегося сотрудничества Уиллиса с Терло). Помимо тюремного заключения Уиллису досаждали финансовые трудности, и у него должно было быть немало мотивов для вступления в сговор с властями, да он к тому же, видимо, потерял надежду на победу кавалеров.

Разоблачил Уиллиса помощник Терло, перешедший на сторону кавалеров, Самуэль Морленд. Это был очень яркий персонаж. Ученый и изобретатель, подходивший в своих изысканиях к мысли о создании паровой машины, Морленд одновременно был опытным разведчиком, привыкшим к деятельности шпиона-двойника.

Однажды в здании, где помещалось управление кромвелевской разведки, ее глава Терло собрал секретное совещание. Если верить Морленду, кроме Терло в этой беседе участвовали еще лишь двое: сам лорд-протектор Оливер Кромвель и сэр Ричард Уиллис. Решив перейти на службу к Кромвелю, Уиллис предложил ловкий план - заманить в Англию якобы от имени монархических заговорщиков находившегося в эмиграции Карла II. Карл и его брат герцог Йоркский должны были высадиться в графстве Сассекс, где их арестовала бы полиция. Когда совещание было закончено, подозрительный Кромвель распахнул дверь в соседнюю комнату. Она оказалась не пустой - за письменным столом спал или притворялся спящим какой-то человек. Кромвель выхватил кинжал и хотел убить на месте шпиона, подслушивавшего столь важный разговор. Но Терло успокоил своего шефа. Спящий, разъяснил он, - это его личный секретарь Морленд. Бедняга не спал уже две ночи подряд, подготовляя срочные бумаги, и, естественно, мог задремать за письменным столом. Лорд-протектор поверил начальнику своей разведки. Но инстинкт не обманул Кромвеля. Обманутым оказался вездесущий Терло: его секретарь был или по крайней мере позже стал агентом изгнанных Стюартов.

В июле 1659 г. Морленд писал Карлу II об Уиллисе: "Эта личность долгое время была смертоносной, ядовитой гадюкой, пригретой у Вашего Величества на груди". Вслед за столь красочным сравнением Морленд уточнял, что Уиллис "был тем, кто во всех случаях добирался до самой сути Ваших намерений и раскрывал их, чтобы они были решительно пресечены... В целом я воистину убежден, что, не будь его, Ваше Величество могли уже давно быть на Вашем Престоле. Целая армия в 2 тыс. солдат никогда не могла бы сослужить Вам такую службу, какое зло причинил Вам этот Иуда". Карл II предписал кавалерам прекратить связи с Уиллисом. Однако участники "Запечатанного узла" не скоро и очень неохотно подчинились королевскому приказу. Они считали Морленда такой продувной бестией, что именно поэтому далеко не сразу поверили в измену Уиллиса. Сведения исходили из слишком уж сомнительного источника.

За разоблачение Уиллиса Морленд получил письменное обязательство Карла в случае Реставрации наградить его высшим английским орденом Подвязки.

К этому времени Морленд успел отличиться на службе Терло, особенно в перлюстрации писем. Он критиковал занимавшегося этим делом Айзека Дорислау (сына убитого за границей роялистами кромвелевского дипломата). Как писал Морленд, Дорислау-младший, "увы, не знал лучшего способа, чем вскрывать письма перочинным ножом, снимать с них копии, а потом заливать воском". Техника здесь была в основном усовершенствована лишь во времена Реставрации. Но Морленд еще при Кромвеле сделал важное "изобретение": при нахождении подозрительных писем адресатам вручались лишь отлично подделанные копии, а сами оригиналы сохранялись на случай, если потребуются как материал для обвинения.

Велико же было изумление лондонцев, когда сразу после Реставрации чиновник кромвелевской разведки Морленд в числе первых был принят вернувшимся Карлом II, получил пенсию 500 ф. ст. и был возведен в дворянство.

Но вернемся к письму, посланному Морлендом Карлу II в июле 1659 г. Чем же доказывал Морленд свое утверждение об измене Уиллиса? К своему письму С. Морленд приложил несколько депеш на имя Терло. Под всеми ними стояла подпись "Томас Баррет", но почерк как будто выдавал подлинного автора - Ричарда Уиллиса. Некоторые из писем "Томаса Баррета" сохранились в бумагах Терло и были опубликованы. Историки в XIX в., в том числе такой выдающийся специалист, как Чарлз Ферс, разделяли мнение королевского Тайного совета о том, что Ричард Уиллис являлся шпионом Терло. Эту точку зрения поставила под вопрос английский историк М. Холдинге в статье, опубликованной еще в 1928 г. в ведущем английском историческом журнале "English Historical Review" ("Английское историческое обозрение"). Впоследствии ее поддержал ряд историков. Всего сохранилось восемь писем "Баррета". Автор их просил личной аудиенции, чтобы сообщить Терло дополнительные сведения, но те, которые содержатся в письмах, недостоверны. Так, письма от 15 и 18 ноября 1656 г. извещают о месте и примерной дате ожидавшейся высадки иностранных войск в поддержку роялистского восстания. "Баррет" писал, что вторжение начнется "до конца декабря". Однако, вероятно, к моменту написания этих писем намеченная дата высадки была перенесена из-за захвата англичанами испанской флотилии. "Баррет" сообщал также об уменьшении численности войск, навербованных Карлом II, а на деле она увеличилась. "Баррет" писал о кавалерии, которой в то время у Карла не было. Поскольку "Баррет" не мог не знать, что у Терло были и другие источники информации, шпион понимал, насколько он рискует, сообщая неверные сведения. Не было ли все же правдой его позднейшее утверждение, что он вступил в контакт с Терло в интересах роялистов? Морленд, обвиняя Уиллиса, играл, казалось, беспроигрышную игру. Если бы роялистское восстание потерпело неудачу, он объявил бы, что Уиллис пытался внести неуверенность и смятение в лагерь сторонников Карла II накануне их выступления. В случае же победы роялистов, Реставрации Морленд мог заявить (это он и сделал через три с половиной года), что разоблачил опаснейшего предателя.

Сохранилось приложенное к бумагам "Баррета" анонимное письмо из Брюсселя от 3 сентября 1656 г. Однако ни автор писем "Баррета" (если это был не Уиллис), ни Уиллис в это время не были в главном городе Южных (испанских) Нидерландов. Кроме того, имеется документ под названием "Записка о беседе с Р. У.". Но здесь речь, возможно, идет о некоем сэре Роберте Уэлше, бывшем в Лондоне, по-видимому, между мартом и ноябрем 1656 г., в отличие от Ричарда Уиллиса (по крайней мере Уиллис писал Карлу II, что с сентября он находился вне столицы). Известно из отчетов о произведенных расходах, что Уэлшу неплохо платили из правительственных средств (100 ф. ст. в 1656 г.), а о выплате денег Уиллису нет никаких сведений. Так что, по-видимому, "Записка о беседе с Р. У." относится к Уэлшу, а не к Уиллису. В 1659 г. Уиллис уже бесспорно вступил в связь с Терло, но теперь уже на другой основе - для подготовки Реставрации.

Такова в целом аргументация М. Холдинге, считающей, что обвинение, выдвинутое против Уиллиса, по крайней мере не доказано, что письма "Баррета" - фальшивка, сфабрикованная Морлендом. В 1954 г. "дело Уиллиса" подверглось новому рассмотрению в работе известного специалиста по истории роялистов в годы революции А. Е. Андердауна. Несостоятельность Морленда как свидетеля не вызывает сомнений. Морленд, набивший руку на подделке документов, в 1659 г. имел и причины, и возможность, будучи знакомым с образцами корреспонденции Уиллиса, сфабриковать письма "Баррета". Однако "мог подделать" еще не значит, что "подделал".

Пытаясь разгадать загадку, весьма немаловажную для понимания хода политической борьбы в годы протектората, Андердаун решил не ограничиваться текстом писем, опубликованных в "Бумагах Терло", а обратиться к их оригиналам.

Речь прежде всего идет о письме, бесспорно написанном рукой Уиллиса. Оно является копией письма к нему Гайда, главы правительства Карла II, находившегося в эмиграции. Письмо датировано 15 декабря 1657 г. В оригинале есть не воспроизведенная в печатном тексте надпись, которая была сделана Терло: "Письмо Г. к сэру Р. У.". М. Холдинге предполагала, что это дешифрованная копия письма Гайда, которую Уиллис сохранил для самого себя и которая была захвачена у него при аресте в апреле 1658 г. Однако важно прочесть полностью надпись, частично поврежденную из-за сырости: "Письмо Г. к сэру Р. У. 15/5 дек. 1657. Что его дело близко. Что он должен говорить с Ролстоном и т. д." Последние две фразы явно должны подытожить содержание письма и не кажутся просто "надписью", сделанной через четыре месяца после получения письма, то есть во время, когда тот факт, что роялистское "дело" было близко к осуществлению в прошлом декабре, должен был мало интересовать Терло. Ролстон в самом письме фигурирует без упоминания имени и фамилии, как "старый офицер", с которым король хочет переговорить, чтобы тот был готов действовать, и т. п. Как же Терло узнал, что "старый офицер" - это Ролстон? Ответ на этот вопрос дает другой документ - разведывательное донесение, датированное 25 декабря 1657 г. и побывавшее в руках Терло, а также черновые заметки одного разговора, имеющие надпись, сделанную, однако, не рукой кромвелевского шефа разведки: "Мр. Граймс, его информация о Л. Ф(ерфаксе)". В публикации бумаг Терло эта надпись опущена. В "Заметках" содержатся фразы, которые никак не могли быть написаны кем-либо, кроме Ричарда Уиллиса. В печатном издании ошибочно воспроизведен текст последней строки заметок: "Договорено, что отчет должен быть составлен для Е. С. о том, что сказал Ролстон". Е. С. - сокращение "Его Светлости" (по-английски Н. Н. - His Highness), то есть для лорда-протектора Оливера Кромвеля. Смысл этой фразы остается туманным, особенно если не учитывать надписи Терло на письме от 15 декабря. Однако внимательное чтение хранящегося в архиве оригинала "Заметок" показывает, что в текст публикации вкралась серьезная ошибка. Эта фраза при точном прочтении гласит: "Договорено, что будет написан ответ Г. (по-английски-Н) о том, что сказал Ролстон". "Н", в отличие от "Н. Н.", означает вовсе не Кромвеля, а явно Гайда (Hyde), главного советника Карла II. Теперь становится ясной связь между рассматриваемыми документами. Информация "Граймса" является записью беседы Терло и Уиллиса после того, как последний уже встретился с Ролстоном и узнал об отношении его к приказу Карла II. В записи отмечено, что Терло разрешил Уиллису сообщить Гайду о результатах своей беседы со "старым офицером".

Ролстон, о котором идет речь, - это полковник Уильям Ролстон из Сеффолка, одно время - в 1645 г. - служивший под командой Уиллиса. Писавший через много лет после Реставрации Роджер Кок из графства Сеффолк сообщает, что Ролстон по предложению Уиллиса принял участие в подготовке роялистского восстания, съездил в Лондон, где закупил оружие, которое спрятал в своем замке. Уже через два дня туда нагрянули кромвелевские полицейские, произвели обыск, оружия, правда, не нашли, но арестовали отца и брата Кока. Рассказчик относит этот эпизод к 1656 г., но здесь его явно подвела память-обыск датируется концом следующего, 1657 г. Между прочим, когда Уиллис допрашивался в 1660 г. членами Тайного совета, он пытался бросить тень подозрения на Кока - явно, чтобы заранее скомпрометировать его как возможного свидетеля. Есть и ряд других косвенных данных, что информация "Граймса" - это сведения, исходившие от Уиллиса. Все это в целом свидетельствует о связях между Уиллисом и Терло в декабре 1657 г. Однако существовали ли эти контакты ранее - начиная с лета 1656 г., как это считают те, кто поверил обвинениям С. Морленда против Уиллиса? Можно ли считать, вслед за М. Холдингс, "Записку о беседе с Р. У." относящейся к Р. Уэлшу, а не к Р. Уиллису? Ведь основной массой информации, которая содержится в "Записке", мог располагать только Р. Уиллис как фактический глава "Запечатанного узла", а не Р. Уэлш.

Но главная улика против Уиллиса - это, конечно, письма "Баррета". Правда, нет уверенности, что сохранившиеся письма - это как раз те самые, которые в 1659 г. Морленд переслал Карлу II. Но есть свидетельство Гайда (лорда Кларендона), что было послано много писем "хорошо известного смысла", но не известно, насколько тщательно Карл II и Гайд проверили, действительно ли эти письма были написаны Уиллисом.

М. Холдинге обратила внимание на явные различия в почерке, стиле, манере ставить дату и общем виде писем "Баррета" и тех, которые были безусловно написаны Уиллисом. Но значит ли это, что письма подделаны Морлендом? Неясно, почему он, такой специалист по фальшивкам, не постарался в данном случае сделать подлог более искусным? Если же, напротив, письма написаны самим Уиллисом, то почему он не избрал стиль и почерк, совершенно отличный от своего собственного, вместо того чтобы послать письма, которые при поверхностном просмотре были бы почти неотличимы от его "обычных" писем, подписанных его настоящим именем? Таким образом, против обоих взаимоисключающих предположений можно выдвинуть серьезные доводы, хотя все же версия о подделке писем Морлендом кажется более правдоподобной.

Однако анализ их содержания ставит и эту последнюю оговорку под сомнение. М. Холдинге черпает важнейшие свои доводы из факта несовпадения мест нахождения "Баррета" и Уиллиса осенью 1656 г. Как уже упоминалось, "Баррет" был в Лондоне в последнюю неделю ноября, а Уиллис, напротив, сообщал Гайду, что с начала сентября находится в провинции. Казалось бы, убедительный доврд против отождествления "Баррета" и Уиллиса. Но оказывается, что Уиллис лгал, когда сообщал о месте своего нахождения. Официальный регистрационный список приезжавших в Лондон содержит запись о прибытии Уиллиса в Лондон 13 ноября и о пребывании его там до 12 декабря, после чего он отбыл в свое имение в Кембридже. Конечно, факт пребывания Уиллиса в Лондоне, когда оттуда писал свои письма "Баррет", еще не значит, что глава "Запечатанного узла" непременно был автором этих писем. Это значит лишь, что Уиллис сознательно вводил в заблуждение кавалеров и что, следовательно, у него были причины скрывать свои визит в Лондон. Но здесь опять-таки возникают недоуменные вопросы. Почему Уиллис рискнул появиться в Лондоне, где его легко могли встретить (тем более что он, видимо, совсем не вел затворническую жизнь) многие хорошо знавшие его кавалеры? Кроме того, "Баррет", как следует из его писем, вел какую-то судебную тяжбу. Если это был Уиллис, у него был идеальный предлог для поездки и никакого резона обманывать Гайда относительно места своего нахождения. И что уже совсем непонятно: "Баррет" просил Терло доставлять ему корреспонденцию по тому самому лондонскому адресу, который члены "Запечатанного узла" Аллен Бродрик и Филипп Хонивуд использовали при переписке с эмигрантами. Если "Баррет" - это Уиллис, как же он предлагал Терло направлять ему письма в дом, где часто бывали агенты "Запечатанного узла", в особенности когда он сам мог находиться вне Лондона? Вдобавок все же есть одно явное несоответствие между местопребыванием "Баррета" и Уиллиса. 13 декабря " Баррет" писал из Бэри-Сент-Эдмундса, что недавно был в Сеффолке. Такое путешествие было невозможно, если он покинул Лондон 12 декабря Впрочем, быть может, "Баррет" писал ошибочно "13 декабря", а речь игла о "13 октября" или Уиллис покинул Лондон не 12 декабря, а сразу после регистрации своего отъезда 10 декабря.

Но надо помнить, что сохранившиеся письма "Баррета" - не те, на основании которых Уиллис был признан виновным в мае 1660 г., после реставрации Стюартов. И все же есть разумные основания полагать, что ее то подделаны сохранившиеся письма, то подложны и все остальные, не дошедшие до нас. Очень подозрительно, что Морленд представил письма, наиболее компрометирующие Уиллиса, после проволочки в целых семь недель. Не известно, стал ли Уиллис агентом Терло в 1656 г. Уиллис признал, что имел "невинное" соглашение с Терло весной, которое он возобновил в 1659 г. в интересах кавалеров и чуть ли не с целью перетянуть того на сторону короля. Был ли Уиллис "регулярным" шпионом или передавал информацию время от времени, получал ли за это деньги или стремился одновременно скомпрометировать другие группировки противников режима протектората - пресвитериан и левеллеров? Уиллис утверждал, что соглашение с Терло помогало ему спасать арестованных кавалеров. Действительно, некоторые из них недолго остававить в тюрьме. Но, может быть, это было следствием попыток усилить разногласия между различными группировками кавалеров.

В литературе высказывалось и предположение, что Морленд узнал об измене Уиллиса из бумаг Терло, но для того, чтобы убедить в этом Карла II, сфабриковал письма "Баррета". Если это так, то, возможно, Морленд действовал в согласии с шефом кромвелевской секретной службы В целом напрашивается вывод, что хотя Уиллис обманывал кавалеров, все же вероятно, что "письма Баррета" - фальшивка.

Интересно отметить, что особых успехов разведка протектората достигла в борьбе против роялистского подполья как раз незадолго до Реставрации, хотя окончательно разгромить "Запечатанный узел" так и не удалось.

Разумеется, Терло активно действовал не только против кавалеров, но и против врагов протектората слева - партии левеллеров. А левеллеры отвечали организацией покушений на Кромвеля. Некоторые из бывших лидеров левеллеров, особенно Уалдмен, даже вступали с этой целью в соглашения с роялистами. Уалдмен участвовал в ряде заговоров, большинство которых было ликвидировано в зародыше властями протектората. Так, в 1654 г. им была составлена петиция полковников Эларда, Окея и Сондерса, протестовавших против монархического характера, который приобрела власть Кромвеля. Среди обсуждавших петицию был шпион Терло некий полковник Френсис Хэкер, впоследствии ставший одним из генерал-майоров, которым лорд-протектор поручил управление различными областями страны. Подписавшие петицию были арестованы, но выявилось, что у них имеются сочувствующие в армии и во флоте. Возникала угроза союза между ними и республиканцами, остававшимися в парламенте. Еще один из заговоров начал подготовляться Уалдменом с другим видным левеллером - подполковником Эдвардом Сексби. Речь шла о покушении на Кромвеля. Заговорщики рассчитывали опереться на некоторых офицеров и солдат трех полков. Об этих планах вскоре донесли Терло. В феврале 1655 г. Уалдмен был арестован, Сексби дали возможность бежать за границу. Смятением, которое вызвало раскрытие "заговора Уалдмена" в правительственных кругах, попытались воспользоваться роялисты, решившие предпринять попытку вооруженного восстания против Кромвеля. Выпущенный под большой залог из тюрьмы Уалдмен связался с роялистами, с которыми еще ранее установил контакты Сексби. Обсуждались новые планы покушения на Кромвеля, в том числе замыслы повторения "порохового заговора" 1605 г. Уалдмен намеревался взорвать Уайтхолл - резиденцию лорда-протектора. Если бы Кромвелю все же удалось спастись, взрыв в Уайтхолле должен был бы послужить сигналом к восстанию.

Бочка с порохом вечером 8 января 1657 г. была тайно внесена в Уайтхолл с помощью часового Тупа. Однако Туп в последний момент струсил и выдал заговор Кромвелю. Люди, которые должны были поджечь фитиль, на другой день были арестованы. Их глава Синдеркомб, чтобы избежать казни, принял яд, который пронесла в тюрьму его сестра. Уалдмен был связан с той частью кавалеров, которые не соглашались с выжидательной тактикой руководителей "Запечатанного узла", включая Ричарда Уиллиса. Впрочем, не только об Уиллисе, но и о другой группе монархистов, возглавляемой Джоном Хьюитом, Терло получал с середины 1657 г. подробную информацию от священника Френсиса Коркера. В марте 1658 г. Терло произвел аресты. В мае Хьюит и другие заговорщики были отправлены на плаху. Уалдмен имел основания желать неудачи этому чисто роялистскому заговору, и поэтому сторонники Стюартов подозревали, что и он приложил руку к его неудаче, но этому нет свидетельств в бумагах Терло. Кроме того, Уалдмен вряд ли мог прибавить что-либо существенное к тому, что власти узнали от своих шпионов. Между прочим, Джон Уалдмен, который более полувека вел жизнь неутомимого организатора заговоров, во время Реставрации написал сочинение "Краткий трактат о разведывательном деле". Основываясь на опыте Терло, Уалдмен советовал правительству иметь своих агентов во всех партиях, контролировать почтовую переписку, особенно корреспонденцию послов - "великих шпионов", приставлять наблюдателей ко всем подозрительным иностранцам и т. д.

Александр Дюма в своем романе "Десять лет спустя" (одном из продолжений знаменитых "Трех мушкетеров") очень просто объясняет реставрацию Стюартов в Англии, которая произошла в 1660 г. Д'Артаньян незаметно похитил бывшего кромвелевского генерала Монка (как ранее проделал это с кардиналом Мазарини). Потом мушкетер освободил увезенного им генерала, но Монк уже решился перейти на сторону Карла II и восстановить его на престоле. Это приключенческий роман. А вот что сказать, когда представления консервативных историков порой не поднимаются над подобным пониманием событий? Это скольжение по политической поверхности явлений, без серьезного анализа глубинных процессов, нередко приводит к тому, что разведку награждают чудесной способностью оказывать решающее влияние на ход важнейших событий, направлять курс корабля истории.

В действительности подлинная история протектората Кромвеля и последовавшей реставрации Стюартов показывает, насколько решающие события определялись движущей силой исторического развития, борьбой различных социально-политических группировок. Успехи или неуспехи в тайной войне, как бы они ни были порой важны сами по себе, в конечном счете всегда зависели от расстановки сил и борьбы различных классов. Пример истории протектората и Реставрации тем более показателен. Это было время, когда народные массы после их появления как активной политической силы во время гражданской войны и республики были подавлены и обезглавлены, а борьба велась в основном между различными группами господствующих классов. В Англии на протяжении всего времени правления Кромвеля действовала очень энергичная роялистская партия, широко применявшая оружие тайной войны. Однако все ее действия оказались совершенно бесплодными, пока - уже после смерти Оливера Кромвеля - господствующие классы в целом не почувствовали новую угрозу снизу, со стороны народных масс, и не решились защитить себя реставрацией монархии. Монк, долго колебавшийся, только ощутив давление этих настроений, решился перейти на сторону Стюартов. Не менее важно, что его армия, из которой давно выветрился старый революционный дух и в которой тон задавали офицеры, захватившие земли в недавно вновь покоренной Ирландии, согласилась стать послушным орудием Реставрации.

Наряду с борьбой против кавалеров Терло сумел наладить получение важной политической и военной информации из различных иностранных государств. Он имел своих лазутчиков не только в Европе, но и в Леванте, в Индии, во французских, испанских, португальских и голландских колониях в Америке. Как уже отмечалось, сведения, полученные с Ямайки, позволили английскому адмиралу Роберту Блейку подкараулить испанский флот у Канарских островов и 20 апреля 1657 г. одержать над ним полную победу в сражении у острова Тенерифа.

После возвращения Карла II горевшие жаждой мщения роялисты требовали расправы с Терло. Однако он предупредил, что, если ему нанесут ущерб, он опубликует "черную книгу", которая приведет на виселицу половину кавалеров. Эта угроза подействовала, хотя в ней имелся (ильный элемент блефа. Стоит добавить, что Карл II не раз спрашивал совета у Терло как у признанного специалиста по делам разведки.

Бумаги Терло были спрятаны и найдены совершенно случайно в конце XVII столетия на тщательно замаскированном чердаке в комнате, которую некогда занимал глава кромвелевской секретной службы. Еще через полвека они поступили в Бодлеану - библиотеку Оксфордского университета и были частично опубликованы.

Около 1664 г. Карл II приказал испытать на почтамте изобретенные Морлендом приспособления для вскрытия конвертов без следов того, что они были вскрыты. После успехов этого опыта четыре "разведывательные машины" - как их именовал Морленд - подверглись дальнейшему усовершенствованию. Одна из них позволяла вскрывать конверты, не ломая сургучных или восковых печатей, с помощью другой можно было изготовить копию любой печати, третьей - подражать искусно любому почерку, четвертой - снимать за минуту копии с любого письма, даже если оно написано на обеих сторонах листа бумаги. Эти машины сгорели во время великого пожара. Через четверть века, в 1689 г., Морленд и его партнер доктор Роберт Гордж предложили продать секрет изготовления этих машин правительству Венеции, а много позднее через министра Шрюсбери предложили эти изобретения королю Вильгельму III. Король ответил, что, по его мнению, лучше, если эти секреты Морленда останутся не известными никому, слишком уж они опасны. Тем не менее главный почтмейстер - а это был уже известный нам Джон Уалдмен - купил эти машины и широко их использовал. Когда, однако, Уалдмен ушел со своего поста, он присвоил их и настолько испортил, что они стали непригодны для употребления...

Во время Реставрации разведка пришла в упадок. Недаром министр Моррис жаловался, что ему дают ежегодно на разведку только 700 ф. ст., а Кромвель тратил в 100 раз больше и держал у себя в кармане секреты всех монархов Европы. Однако и после этих жалоб скупая кавалерская палата общин увеличила ассигнования по графе "секретная служба" ... на 50 ф. ст. Моррис, впрочем, прибеднялся. Фактически в 1666 и 1668 гг. расходы на секретную службу превысили 24 тыс. ф. ст.

...В 1968 г. на аукционе в Лондоне было продано значительное число неизвестных документов, характеризовавших секретную службу в годы правления Карла II. Выяснилось - это уже подозревали и современники, - что часть денег, ассигновавшихся на разведку, король попросту тратил на своих фавориток.

К тому же во время Реставрации секретная служба перестала быть централизованной, как при Кромвеле, разделилась на различные ветви, нередко соперничавшие друг с другом. Так что в правление Карла трудно вообще говорить об английской разведке как о чем-то едином. Политические партии, придворные клики, отдельные честолюбивые министры и послы обзаводились собственной секретной службой. Из них политическое значение приобрела, в частности, разведка английского посла в Гааге сэра Уильяма Темпла. Это был осмотрительный оппортунист, автор довольно прозорливых политических трактатов, больше всего заботившийся о собственном спокойствии и благополучии и неизменно удалявшийся в свое имение, как только надо было сделать небезопасный шаг. Так Темпл поступал во время острых политических кризисов в последнее десятилетие правления Стюартов. Еще остался в памяти потомков осторожный и ученый сэр Уильям благодаря тому, что при нем служил секретарем молчаливый, мрачноватый юноша по имени Джонатан Свифт. Но это было потом, много позднее, а в 1667 г. Темпл был инициативным дипломатом, энергично делавшим карьеру и благодаря почти идолопоклоннической лести сумевшим добиться благосклонности влиятельного министра Арлингтона и должности посла в Гааге. Понимая, насколько непопулярно прислужничество перед Людовиком XIV, Темпл активно содействовал временной переориентации политики Карла II на союз с Голландией. Секретная служба Темпла при этом работала против его шефа Арлингтона и шпионов этого министра. Темплу удалось использовать опытных людей, ранее служивших разным партиям. Среди них наиболее важными были Томас Корни и бывший активный участник секретной службы кавалеров в годы революции Николае Аударт, который, впрочем, скоро принял сторону Арлингтона.

А в числе противников секретной службы Темпла оказался глава разведки в годы гражданской войны и протектората Томас Скотт. "Цареубийца" пошел теперь на службу к Арлингтону. Тот принял и ряд других агентов, ранее работавших на Кромвеля, в частности Уильяма Левинга. В борьбе разведок соперничавших клик не приходилось брезговать никакими средствами. Так, Левинг попал в тюрьму стараниями другого шпиона - Фосета. Основательную шпионскую организацию, наблюдавшую за разведкой Арлингтона, создал и другой министр - Эшли, получивший к тому времени титул графа Шефтсбери. Эшли получал от своих агентов подробные сведения о секретных французских субсидиях, доставлявшихся Карлу II. В тайную войну включились, наконец, иезуиты, которым покровительствовал младший брат короля Яков, герцог Йоркский, принявший католичество.

Среди немногих способных разведчиков времен Реставрации был Джордж Даунинг - бывший тайный агент Терло в Голландии. Даунинг был весьма колоритной фигурой в летописях тайной войны XVII в. Выходец из пуританской фамилии, которая эмигрировала за океан из-за репрессий во время правления Карла I, Даунинг в годы революции служил под началом уже известного нам главы военной разведки Льюка. В 1651 г. по поручению Терло он занялся ловлей роялистских шпионов в Англии, а потом отправился на континент наблюдать за действиями эмигрантов. После Реставрации Даунинг стал выполнять аналогичные функции слежки - на этот раз за бежавшими из Англии республиканцами, в числе которых были и его прежние сослуживцы и друзья. Возведенный за свои заслуги в рыцарское достоинство, Даунинг был отправлен послом в Голландию, где создал эффективную разведывательную сеть. В 1668 г. он хвастал, что его агенты регулярно вытаскивали ключи из камзола де Вита, правителя Голландской республики, когда тот спал, снимали копии с извлеченных из-под замка секретных документов и возвращали их вместе с ключами на прежнее место. Впрочем, от активности агентуры Даунинга было мало толку - посылавшиеся им тайные донесения оставались нередко попросту не прочитанными ленивыми придворными Карла II, занимавшими министерские посты. Большего успеха (история умалчивает, каким путем) Даунинг добился в приобретении крупного состояния. Построенный им в английской столице дом дал название улице Даунинг-стрит, на которой впоследствии разместилась и находится поныне резиденция британского премьер-министра.

Сластолюбие против пуританизма

После реставрации Стюартов в 1660 г. политический маятник качнулся далеко за те пределы, которые ему первоначально были установлены победившими во время английской революции классами - буржуазией и в значительной степени обуржуазившимся дворянством. В страхе перед новым выступлением на политическую арену народа собственнические классы фактически на время предоставили восстановленному на престоле королю Карлу II свободу рук, поскольку речь не шла об основных социальных результатах, которых добились эти классы в ходе революции. На их завоевания у Карла хватило ума не покушаться, и это удерживало его на престоле, вопреки той, обычно крайне непопулярной, политике, которую он проводил.

Собственно, политика короля тяготела к одной цели - максимальной независимости от парламента. Но без его согласия нельзя было получить деньги (отец Карла II поплатился головой за попытку собирать налоги в обход парламента). Нельзя, конечно, внутри страны - вовне, оказывался, было можно. Людовик XIV был готов ежегодно давать Карлу II крупные субсидии, чтобы укрепить его положение по отношению к парламенту, а главное - обеспечить поддержку или по крайней мере нейтралитет Англии в тех войнах, которые вел французский король для утверждения своей гегемонии в Европе.

Понятно, что французская дипломатия и французская разведка прилагали крайние усилия, чтобы сохранить под своим контролем внешнюю политику Англии. С этой целью помимо "официальной" тайной субсидии, которая выплачивалась Карлу II, агенты Людовика установили личные контакты и постоянно делали крупные денежные подарки английским министрам и даже их секретарям. Например, тайный агент английского министра герцога Бэкингема (сына фаворита Карла I) лондонский купец Лейтон, через которого тот вел переговоры с французским двором, получил в 1668 г. подарок в 400 пистолей.

Однако французские агенты подкупали не только министров и их слуг. Нередко французское золото шло и в карманы лидеров парламентской оппозиции, обличавших правительство за раболепие перед Людовиком XIV и отказ от противодействия его завоевательным планам. Иногда субсидии были платой за молчание. Например, такое безмолвие обошлось Людовику XIV в феврале 1677 г. в 2950 ф. ст., а во время более короткой сессии в июне - только в 450 ф. ст. В других случаях деньги выплачивались не за молчание, а за более ожесточенные нападки на политику короля. (Так действовали агенты французского посла Баррийона в 1678 г.)

Это делалось с целью обострить внутриполитическое положение в Англии и связать руки как правительству Карла II, так и его противникам; тем самым предотвращалось активное выступление Лондона на внешнеполитической арене.

Конечно, успеху такой политики служило не столько золото французской секретной службы, сколько существование противоречивых интересов у имущих классов Англии. "Братская" протестантская Голландия, к союзу с которой против Франции призывала парламентская оппозиция, была главным, не сломленным в то время торговым соперником английской буржуазии. Против Голландии воевал еще Кромвель. Поэтому, когда Карл II также втянулся в войну против Голландии под влиянием Людовика XIV, это вызвало очень смешанные и противоречивые настроения среди английских торговых и промышленных кругов. Лишь когда к концу века Голландия как опасный конкурент Англии была побеждена и ее дальнейшее ослабление стало отвечать исключительно интересам завоевательной политики Людовика XIV, поддержка этой политики Стюартами натолкнулась на решительное и непреодолимое сопротивление английской буржуазии.

А пока что французская разведка имела почву для деятельности, и она отнюдь не ограничивалась подкупом английских политиков. Людовик XIV пытался окружить Карла II и его приближенных целой сетью французских агентов. Среди них надо особо отметить давно поселившегося в Англии отставного офицера Сен-Эвремона, который занимался сбором секретной политической информации для французского посольства в Лондоне. Разведка Людовика XIV использовала и многих других агентов, в том числе одного из лидеров французских протестантов - Рю-виньи, имевшего большие связи в Англии. (Это происходило, разумеется, до изгнания из Франции всех гугенотов по приказу короля.) Агентами французской разведки служили также купцы, имевшие связи в Англии, поставщики предметов роскоши и виноторговцы, актеры, даже скромная французская модистка мадам Деборд, совсем подчинившая своему влиянию королеву Екатерину, жену Карла II. Впрочем, польза от этою, с точки зрения Людовика XIV, была минимальной, так как сама, некрасивая и неумная, португальская принцесса, сделавшаяся английской королевой, не сумела приобрести политический вес при дворе.

А сколько хлопот стоил Людовику XIV этот брак! Приходилось преодолевать упорное сопротивление Испании, мечтавшей снова подчинить отделившуюся в 1640 г. Португалию и поэтому вовсе не желавшей, чтобы та получила английскую поддержку. Мадридский двор даже принял меры, чтобы папа римский не благословил союза верной дочери церкви с английским еретиком. Пришлось французской дипломатии уламывать римского первосвященника и, главное, пополнить приданое принцессы солидным денежным кушем, врученным прямо жениху. Невеста не произвела сильного впечатления в Лондоне.

- Мне прислали жердь вместо женщины, - пробурчал недовольный Карл.

Вскоре отношения между королевской парой стали совершенно невыносимыми. Французская разведка должна была считаться с тем, что королева Екатерина, возведенная ее усилиями на английский престол, не имела никакого влияния на своего мужа.

Зато находились в избытке другие женщины, обладавшие влиянием на сластолюбивого монарха. Карл II не представлял себе жизни без нескольких, так сказать, постоянных метресс, не считая множества временных любовниц. Напрасно пытались докучать королю некоторые министры своими наставлениями. Циничный Карл вполне разделял мнение, высказанное тогда остроумным французским писателем герцогом Ларошфуко: "Старики любят давать хорошие советы, дабы вознаградить себя за то, что они уже не в состоянии подавать дурных примеров". Сам Карл предпочитал последнее. Он порой и послов выбирал из знакомых кутил в расчете, что они позабавят его известиями о своих непристойных похождениях за границей и особо подробным изложением скандальной хроники иностранных дворов. Таким был, например, Джордж Итеридж, посланный представлять Англию при громоздком германском имперском сейме в Регенсбурге. 50-летний шалопай, путая все дипломатические карты, проводил время в попойках у французского посла, а если и посещал скучные немецкие дома, то только в сопровождении своей любовницы - актрисы местного театра, вызывая крайнее негодование почтенных дворянских матрон. Успехи среди дам легкого поведения на берегах Рейна, впрочем, не приглушили у повесы патриотических чувств, которые выражались преимущественно в воспоминаниях о "милых нимфах Темзы", которыми Итеридж заполнял свою служебную переписку.

Чем дальше, тем больше наряду с открытой политикой английского правительства и тайной дипломатией Карла устанавливались прямые контакты между его фаворитками и иностранными дворами. Если сам Карл включил тайный альянс с Францией, то его главная метресса Барбара Вильерс, леди Кастлмейн (позднее, с 1670 г., герцогиня Кливлендская), находилась в союзе с Испанией. Влияние этой фаворитки пришлось не по вкусу даже ее родственнику королевскому собутыльнику и министру герцогу Бэкингему. Он подстроил сложную каверзу - с помощью иезуита Питера Талбота, исповедника королевы Екатерины, разъяснил ей, что ненавистная соперница - ведьма, околдовавшая короля. Недалекая королева с суеверным ужасом смотрела на фаворитку, которую по требованию Карла она должна была принимать у себя. Наконец Екатерина не выдержала и предостерегла мужа. Обвинение, в ту пору ужасное, было сделано явно не по адресу. Король спросил жену, кто ее просветил насчет леди Кастлмейн.

- Отец Талбот уведомил меня, - ответила дурочка.

Карл предписал немедля изгнать отца Талбота из Англии. Впрочем, "ведьма", учитывая дипломатическую обстановку и симпатии короля, неожиданно объявила, что переходит в католичество. Французский посол стал усердно приглашать фаворитку на церковные службы в посольство, испанский посол удвоил денежные подношения. К ужасу английских министров, она разъяснила, что переходит в католическую веру не из каких-то религиозных соображений, а чтобы сохранить место королевской любовницы и, следовательно, правительницы государства. А король, которого просили для соблюдения благопристойности вернуть фаворитку в лоно англиканства, лишь досадливо отмахнулся.

- Что касается меня, то я вообще не имел дела с душой моих знакомых дам.

Если при всем этом декан собора Святого Павла мог еще утешать своих коллег, что англиканство немногое потеряло, а Рим столь же немногое приобрел от обращения леди Кастлмейн в католичество, то дипломатам и разведчикам явно не подходила эта философия, слишком отрешенная от мирской суеты.

Немалые хлопоты были вызваны появлением на горизонте новой фаворитки. Началось все с приема русских послов. Карлу очень быстро надоели разговоры о скучных торговых делах со степенными посланцами царя Алексея Михайловича. Он быстро перевел разговор на изящество ножек английских женщин, а чтобы убедить недоверчивых московитов, приказал позвать проходившую мимо фрейлину Френсис Стюарт, которая и продемонстрировала стройность своей фигуры, для чего ей пришлось отказаться от значительной части пышного придворного наряда. Послы, если верить английским документам, вежливо согласились, что узрели наивысшее совершенство, и сей эпизод не имел особых последствий для англо-русских отношений. Этого нельзя сказать о положении дел при английском дворе, где сразу поняли, насколько сильным было впечатление, которое произвела мисс Стюарт на короля. Сама девица была полнейшим ничтожеством, даже влюбленный в нее придворный считал немыслимым, "чтобы какая-либо другая женщина обладала меньшим умом и большей красотой". Тем не менее под руководством матери и своры жадных родственников фрейлина так долго водила за нос своего высокого поклонника, что придворным и иностранным дипломатам даже пришлось создать особую "комиссию по доставлению мисс Стюарт королю". Комиссия свою работу выполнила, но Карл вскоре потерял к Френсис особый интерес, хотя и наградил ее титулом герцогини Ричмондской.

В новом Сент-Джеймском дворце происходили настоящие сатурналии, в которых участвовали разом леди Кастлмейн, Френсис Стюарт, Нелли Гвини, другие королевские наложницы и, конечно, сам Карл, который при этом пел, аккомпанируя себе на гитаре. К огорчению дипломатов, контроль над увлечениями короля стал вовсе невозможным. Карл волочился за каждой юбкой. Его называли не иначе, как "старина Роули", это была кличка одного из лучших жеребцов в королевской конюшне. Сам король скорее был даже польщен прозвищем, по крайней мере когда он ночью с силой ломился в дверь очередной фрейлины, в ответ на негодующий вопрос, кто он такой, неизменно отвечал:

- Мадам, это сам старина Роули.

Мало озабоченный необходимостью поддержания равновесия сил в Европе (о котором много говорилось в парламенте), Карл значительное внимание уделял уравновешиванию отношений между своими главными содержанками. Они нередко действовали еще более предосудительно, чем самые враждебные Англии иностранные державы. От английских политиков и от руководителей европейской дипломатии не могло ускользнуть это обстоятельство, и враждовавшие фаворитки короля стали представительницами различных партий и проводниками иностранных влияний при дворе. "Оценивая любовниц Карла в целом, сомнительно, чтобы какой-либо из государей нового времени, в отличие от античности, когда-либо собрал воедино лучший гарем", - уверяет нас Д. Уэйтли, новейший исследователь этого деликатного сюжета.

Большинство подданных веселого монарха не были склонны ни к античным параллелям, ни к восхищению вкусом, проявленным королем. Недаром богобоязненные буржуа-пуритане, ужасавшиеся безнравственностью двора, превращенного в аристократический дом терпимости, были в то же время весьма озабочены тем, чтобы в этом "чертоге сатаны" особым фавором пользовалась угодная им содержанка, а не ее соперницы.

Однажды возмущенная толпа лондонцев остановила экипаж. В нем, как они думали, ехала француженка Луиза де Керуаль, которую подозревали в намерении побудить Карла перейти в католическую веру. Однако в карете сидела другая королевская любовница - Нелли Гвини. Актриса по профессии, она-то знала, как обратить угрожающие возгласы толпы в восторженный гул одобрения.

- Успокойтесь, люди добрые! - воскликнула Нелли Гвини.

- Все в порядке.

Я - протестантская шлюха!

Луиза де Керуаль, против которой негодовала толпа, вначале Карлу не понравилась - она переигрывала, изображая из себя недотрогу. Ведь королю было отлично известно, что она - агент версальского двора. Тем не менее Карл охотно полез в ловушку, возможно, считая, что тем самым он окончательно рассеет беспокойство Людовика XIV насчет своих планов и обеспечит бесперебойное поступление французской субсидии. Кто мог лучше успокоить французского короля, чем его платная шпионка, сделавшаяся любовницей Карла? Так что все устроилось наилучшим образом. "Шелковый пояс мадемуазель де Керуаль связал Францию с Англией", - торжествующе писал французский посол Сен-Эвремон.

Луиза де Керуаль получила по милости Карла II титул герцогини Портсмутской. Не менее щедрым оказался Людовик XIV, возведший ее в сан герцогини д'Абиньи. Современники уверяли, что Луизу родители чуть ли не с детских лет предназначали на роль любовницы Людовика XIV. Но случилась осечка: он в то время увлекался мадемуазель де ла Вальер. Однако галантный король нашел Луизе другое место, отправив ее с этой целью в Лондон. От обоих королей, за одним из которых она шпионила для другого, Луиза получила огромную сумму в 1 млн. ф. ст. Быть может, преувеличены восторги некоторых французских историков (вроде А. Форнерона) по адресу "маленькой бретонки, которая дала нам (французам) возможность завоевать нашу Фландрию и наш Франш-Конге". Однако несомненно, что Луиза де Керуаль, сделавшись фавориткой Карла II, сумела сохранить свое влияние на протяжении более чем полутора десятков лет. При этом она постоянно действовала в качестве агента версальского двора, хотя и пререкалась порой с некоторыми из сменявших друг друга послов "короля-солнца" (как именовали льстецы Людовика XIV).

А одной из главных задач послов французского короля была охрана прав Луизы от посягательств других "заинтересованных сторон". На сводничество и интриги, связанные с попытками примирения Луизы де Керуаль с другими фаворитками, прежде всего герцогиней Мазарини и Нелли Гвини, и уходили усилия официальных и тайных представителей Людовика XIV. Они имели для этого тем больше оснований, что французские субсидии, выплачивавшиеся Карлу II, превращались в деньги английской секретной службы, а те, в свою очередь, имели теперь одно главное назначение - оплату королевских любовниц. Так что волей-неволей Людовику приходилось содержать за собственный счет и главных соперниц Луизы де Керуаль. Что и говорить, сложная штука дипломатия!

Разведка "короля-солнца"

В последнюю треть XVII в. претендентом на всеевропейскую гегемонию, на создание "универсальной" монархии выступала абсолютистская Франция. Общеевропейская обстановка как будто на редкость благоприятствовала честолюбивым планам и интригам короля Людовика XIV. Некогда грозная габсбургская Испания переживала полный упадок при жалких преемниках Филиппа II: обнищавшая страна с жадным дворянством и прожорливым духовенством, чахнувшие ростки промышленности, доведенные до полного разложения армия и флот. В Англии реставрированная монархия Стюартов настолько опасалась внутренних врагов, что ей было не до сопротивления планам могущественного французского короля. К тому же буржуазию Англии разделяло острое соперничество с буржуазией Голландии, приводившее к неоднократным англо-голландским войнам. А за восточными границами Франции находились бесчисленные мелкие княжества, на которые была поделена Германия, вдобавок до крайности истощенная только недавно окончившейся Тридцатилетней войной. Германский император (он, так же как и испанский король, был из рода Габсбургов) являлся господином лишь в своих наследственных австрийских и других владениях. Искусная дипломатия всегда могла создать коалицию недовольных им князей.

Первые войны Людовика XIV приносили ему успех за успехом. Его дипломаты и разведчики стали действовать совсем бесцеремонным образом. Подобно тому как в XVI - начале XVII в. католическая партия в Англии ориентировалась на Испанию, так теперь английские католики, являвшиеся сторонниками крайнего абсолютизма, искали поддержки у французского короля.

Широкие завоевательные планы побудили "короля-солнце" обратить внимание на совершенствование своей разведки и контрразведки. Опасаясь неприятельских разведчиков, Людовик XIV до крайности сужал круг посвященных в свои военные планы. Так, о плане осады плохо укрепленного города Монса (испанские Нидерланды) в 1691 г. знали только сам король, дофин и военный министр Лувуа. В тайну не был посвящен даже маршал Люксембург, которому было поручено осуществление одной из военных операций, связанных с этой осадой. Руководителем французской контрразведки был генерал-лейтенант полиции Ла Рейни. Его на этом посту сменил Марк Рене д'Аржансон. Сохранились его отчеты с 1697 по 1718 г., рисующие роль полиции в обнаружении вражеских шпионов.

Представление о деятельности французской разведки в "век Людовика XIV" можно составить на примере одного из ее агентов - маркиза Гаспара д'Эспиншаля. Уже смолоду (он родился в 1619 г.) маркиз приобрел у себя на родине, в Оверни, сомнительную известность своей, как писали, "беспорядочной жизнью", проще говоря - уголовными преступлениями. Он пытался отравить жену, изуродовать собственного сына, за ним числилось несколько убийств, а также ограбление местных духовных лиц - и это еще не считая жестокого притеснения крестьян в своих владениях. Суд приговорил маркиза к обезглавливанию, но этот вердикт был приведен в исполнение лишь над изображением д'Эспиншаля. Сам же он ухитрился скрываться сначала в Париже, а потом бежать за границу. Через несколько лет о нем забыли, и тогда д'Эспиншаль счел, что настало время самому напомнить о себе. Он предложил свои услуги в качестве разведчика министру иностранных дел Помпонну, и они были приняты.

В 1676 г. маркиз организовал наблюдательный пост во Фридбурге, через который возвращались из Вены офицеры имперской армии, и выведывал у них массу полезной информации о численном составе и вооружении их полков. Не раз д'Эспиншаль объезжал районы дислокации имперских войск и отправлял в Париж выуженные им сведения о планах неприятельского командования. Отчеты д'Эспиншаля настолько ценились королем, что после его возвращения в 1679 г. во Францию ему не только было даровано полное прощение, но даже присвоен высокий чин генерал-майора.

Совсем иначе пришел в разведку "короля-солнца" другой удачливый разведчик - Робер Лефевр д'0рваль. Он принадлежал к уже иному поколению. Лефевр родился в 1671 г., и его успехи на поприще шпионажа относятся к самым тяжелым для Франции годам войны за испанское наследство, когда войска Людовика XIV потерпели крупные поражения и армии вражеской коалиции готовились вторгнуться на французскую территорию. В 1706 г. военный министр Шамийяр, приехавший в Лилль для организации защиты этого города, познакомился там с парламентским советником Лефевром, который предложил ему создать разведывательную сеть в тылу неприятеля. Д'0рваль получал от своих агентов и пересылал в Париж очень точные известия о переговорах Голландии с другими участниками антифранцузской коалиции, массу сведений о состоянии финансов, вражеских крепостей и по множеству других вопросов, в том числе и о моральном духе французской армии. После отставки Шамийяра Лефевр с согласия нового министра Вуазена стал посылать копии своих наиболее важных донесений маршалу Вилару. В 1712 г. точные сведения, сообщенные Лефевром, помогли французам выиграть сражение при Денэне. Щедро награжденный Людовиком XIV, разведчик продолжал свою деятельность еще более двух десятилетий после смерти "короля-солнца", являвшуюся одним из важных источников сведений версальского двора о положении в различных германских государствах.

Столь же активно действовала и дипломатическая разведка. Так, французский посол в Нидерландах граф Жан Антуан д'Аво писал в 1682 г. о помощи, которую тогда голландцы надеялись получить от Испании, также опасавшейся гегемонистских притязаний Франции, в борьбе против Людовика XIV: "Хотя за прошедшие десять лет ни один вопрос, обсуждавшийся в (нидерландских) Генеральных штатах, не требовал такой секретности и стольких предосторожностей, а также таких клятв в соблюдении тайны, я тем не менее каждодневно получал точную информацию о том, что происходило на заседаниях голландской ассамблеи и Совета городов. Это позволяло королю принимать должные меры". Надо, впрочем, добавить, что коллеги графа д'Аво, которые не могли похвастать действительными успехами, приписывали себе мнимые победы на разведывательном поприще.

Накануне войны за испанское наследство (1700-1714 гг.) французская разведка, естественно, проявляла особую активность в самой Испании. В этой стране престол занимал последний представитель династии Габсбургов слабоумный Карл II. После его смерти трон должен был перейти либо к австрийским Габсбургам, либо к французским Бурбонам, находившимся в наиболее близком родстве с бездетным испанским монархом. Мадрид снова превратился в центр тайной войны.

Одним из наиболее деятельных французских агентов сделалась племянница кардинала Мазарини, некогда первая (хронологически) фаворитка Людовика XIV Олимпия Манчини, ставшая графиней Суассон. В мае 1686 г. она прибыла в Мадрид как приближенная испанской королевы Марии-Луизы, француженки, активно интриговавшей в пользу планов версальского двора. Сторонники австрийской партии повели против королевы тайную войну, не останавливаясь перед фабрикацией фальшивок - любовных писем за ее подписью. 11 февраля 1689 г. королева неожиданно заболела и на следующий день скончалась, по мнению многих, от действия яда. Французский посол граф Ребенак прямо обвинял имперскую дипломатию, другие, впрочем, не исключали виновности... самой графини Суассон. Однако и после смерти королевы французская партия отнюдь не сложила оружие и даже усилила свою активность. Этому немало способствовали разведчики и разведчицы, засланные по приказу Людовика XIV в Мадрид.

Большую роль среди них сыграла некая Анжелика ле Кутелье, которая после второго замужества стала носить фамилию маркизы Гюдан. Это была особа с весьма сомнительным прошлым. Еще в 1669 г. она поспешно покинула Францию, где ей угрожал судебный процесс по обвинению в вымогательстве. Агличанин А. Стенгоп рассказывал, что встречал будущую маркизу в 1676 г. в Риме. Там она стала любовницей секретаря французского посольства и во время одного свидания выкрала у него дипломатические бумаги, представлявшие чрезвычайный интерес для мадридского двора. Документы оказались настолько важными, что испанское правительство, далекое от щедрости, назначило француженке ежегодную пенсию и разрешило поселиться в Мадриде.

В свете последующих интриг маркизы этот эпизод представляет особый интерес. Остается неясным, был ли он сознательной провокацией французской разведки, решившей таким путем заслать своего человека в Мадрид, или лишь впоследствии маркиза была "перекуплена" правительством "короля-солнца". Сохранились письма, которые Гюдан регулярно с февраля по декабрь 1693 г. пересылала в Париж и которые содержали массу информации о придворных делах, полученной из первых рук - от министров и других важных государственных сановников. Тщательный анализ этих писем показывает, правда, что маркиза кое-что и присочиняла для придания большего веса сообщаемым ею сведениям.

Особняк маркизы Гюдан в Мадриде имел сад, примыкавший к важному правительственному зданию, что облегчало ее шпионские занятия. Однако роль Гюдан отнюдь не сводилась лишь к сбору информации. В сотрудничестве с другими французскими агентами она по указанию посла Аркура держала салон, где встречались министры и дипломаты, придворные и великосветские куртизанки, модные поэты, парижские аббаты и монахи-доминиканцы из различных испанских монастырей. Здесь Гюдан во время непринужденных бесед за столом узнавала нужные новости и плела заговоры в целях усиления французской партии. (Аркур был ярым противником проекта раздела испанских владений, считая, что все они должны перейти по наследству одному из французских принцев.) Активными агентами Парижа были также французские купцы, банкиры, ювелиры, мастера, которые не покидали Мадрида и в годы, когда Испания была втянута в войну против Франции.

Одним из наиболее важных заданий, порученных маркизе Гюдан, было привлечение на сторону Франции гессенской баронессы Берлепш, фаворитки новой королевы Анны-Марии Нейбургской. Вдовствовавшая баронесса - вульгарная особа с манерами престарелой кокотки - приобрела при дворе почти неограниченное влияние. Она единолично принимала решения, кого допустить к королеве, которая, в свою очередь, управляла как марионеткой Карлом II. Гюдан действовала через патера Реджинальда, бывшего исповедником и любовником фаворитки. Баронесса питала слабость к деньгам еще большую, чем к монахам, и за французское золото взялась служить правительству Людовика XIV. Это продолжалось до 1700 г., когда сторонникам императора с большим трудом удалось добиться почетного удаления Берлепш. Гюдан выслали еще раньше, в 1698 г., с запрещением приближаться ближе чем на 30 миль к испанской столице. Но все это не помогло австрийской партии одержать победу.

В годы войны за испанское наследство иезуитский орден и его разведка в целом действовали на стороне Людовика XIV. Это было тем более важно для французского короля, что иезуиты пользовались сильным влиянием в Вене, при дворе императора, одного из главных противников Людовика. В 1708 г. иезуитская разведка пыталась устранить наиболее способного императорского полководца принца Евгения Савойского. Занятый осадой Лилля, командующий австрийскими войсками однажды получил письмо, адресованное "Его Преосвященству принцу Евгению". Титул "преосвященство" употреблялся при обращении к лицам, посвященным в сан кардинала. А принц таковым не был. И эта ошибка сразу же возбудила подозрение Евгения, догадывавшегося, что имеет дело с иезуитскими кознями. Принц разорвал конверт, внутри оказалась серая бумага с сальным пятном, которую Евгений поспешил бросить на пол. Вскоре у него начала кружиться голова. Адъютант и слуга генерала, также страдая от головокружения, засунули бумагу в горло собаки, животное проглотило роковое послание и вскоре околело, хотя ему дали сильное противоядие. Евгений открыто обвинял иезуитов в покушении на свою жизнь, и это обвинение никогда не было опровергнуто.

"Славная революция" в шпионаже

В истории тайной войны важной вехой стал переворот, в результате которого была свергнута династия Стюартов и который его апологеты окрестили "славной революцией". В последние годы своего царствования Карл II поручил руководство секретной службой новому министру сэру Леолайну Дженкинсу. Тот умер в сентябре 1685 г., через полгода после кончины Карла II, и вместе с ним фактически распалась секретная служба правительства Реставрации. Время правления было для короля Карла II годами праздника, прерываемого приличия ради краткими вылазками в область политики и дипломатии. Но он умел соблюдать осторожность и не создавать ситуаций, угрожавших свержением с престола. Незадолго до смерти Карл заметил:

- Я устал путешествовать (намек на годы эмиграции во время революции. - Е. Ч.} и решил более не отправляться за границу. Но когда я скончаюсь, не знаю, что станет делать мой брат. Очень опасаюсь, что, когда настанет его очередь носить корону, ему придется снова странствовать за рубежом.

После Карла II на трон вступил узколобый фанатик Яков II, поставивший целью восстановление абсолютизма и католическую реставрацию. В начале правления Якова, летом 1685 г., вспыхнуло восстание во главе с незаконным сыном Карла II герцогом Монмаутом, которое поддержала часть возникшей тогда партии вигов - сторонников конституционной монархии. Восстание было жестоко подавлено, а Монмаут обезглавлен. Казнь "протестантского герцога" была явной политической ошибкой Якова. Пока живой Монмаут содержался в Тауэре, вигам было сложно переориентироваться на голландского штатгальтера Вильгельма III Оранского (женатого на дочери Якова Марии), куда более опасного потенциального претендента на престол. Тем не менее Яков с характерной для него тупой мстительностью приказал казнить своего племянника как мятежника, покусившегося на власть законного монарха. Существует версия, что на казни настоял лорд Сандерленд; его люди перехватили письмо Монмаута, в котором тот уведомлял Якова о предательстве этого королевского министра. Как бы то ни было, открыто предать Якова довелось лорду Сандерленду только через три года, в 1688 г.

Постепенно политика Якова начала затрагивать коренные интересы главных собственнических классов. В стремлении избавиться от короля-католика не только виги, но и их противники - тори, не желавшие ограничения власти монарха, стали прочить на престол Марию и ее мужа Вильгельма Оранского.

Политический вакуум, постепенно создававшийся вокруг последнего короля из династии Стюартов, наложил отпечаток и на тайную войну между Яковом II и Вильгельмом Оранским. Секретная служба оставалась при Якове II в полном упадке. Было утрачено даже искусство раскрытия неприятельских шифров. Во время восстания Монмаута правительству лишь случайно удалось выяснить смысл захваченных у повстанцев секретных бумаг. Правда, король содержал шпионов в Голландии, в Риме, а английский посол во Франции лорд Престон создал осведомительную сеть в Париже. Но Яков II умел выбирать на редкость неподходящих людей не только на государственные посты, но и на роль своих тайных агентов. Они не сообщили ему о переговорах, которые вели влиятельные политики с Вильгельмом Оранским, о том, как адмирал Герберт в одежде простого матроса отправлялся в Гаагу.

Вильгельм III, дальновидный политик и опытный полководец, посвятивший жизнь борьбе против гегемонистских планов Людовика XIV, отлично понимал, какую роль в создавшейся обстановке была призвана сыграть его секретная служба. Во главе ее он поставил близкого друга и самого доверенного советника Виллема Бентинка, впоследствии графа Портленда. А главным представителем этой секретной службы в Англии стал Генри Сидни, в прошлом британский посланник в Гааге, сам предложивший свои услуги Вильгельму. Осенью 1687 г. Сидни вернулся в Англию. Еще до этого туда направились агенты Бентинка Джон Хаттон, Джеймс Джонсон и др. с заданием держать Вильгельма в курсе всех закулисных событий, вызванных быстро нараставшим политическим кризисом.

Сидни имел обширные связи в правительственных и придворных сферах Лондона. В юности он был очень близок со своим племянником Робертом Спенсером, графом Сандерлендом, предавшим всех своих былых союзников и ставшим главным исполнителем планов Якова II, а затем переметнувшимся в лагерь Вильгельма II. Те разведывательные донесения, которыми снабжали Вильгельма Генри Сидни и его помощники и которые сохранились в архивах, содержат настолько подробную и достоверную информацию, что в последнее время стали широко использоваться исследователями для освещения истории "славной революции". В результате этого переворота Яков II был свергнут и на престол вступил Вильгельм Оранский со своей женой Марией.

После 1688 г. международная обстановка разом круто изменилась. У Англии и Голландии появился общий лидер, опытный политик и полководец, поставивший целью сломить могущество Франции. Правда, в годы, непосредственно следовавшие за "славной революцией", на английском троне Вильгельм Оранский чувствовал себя не очень уверенно. Угрюмый, неразговорчивый голландец, окруженный фаворитами, которые вместе с ним приехали в Англию, не сразу стал пользоваться популярностью. Многие из влиятельных деятелей партии тори, которые, опасаясь восстановления католицизма, согласились на удаление Якова, теперь, когда перевес получили их противники - виги, начали подумывать о призвании обратно изгнанного короля. Эту часть тори стали называть якобитами.

Якобитство превращалось в удобное политическое знамя для жестоко Листавшихся ирландских католиков, а также для значительной части населения Шотландии, которая выступала против унии с Англией и поэтому особенно подчеркивала свою лояльность по отношению к "национальной" шотландской династии Стюартов. В Англии якобитскими стали круги крайней дворянской реакции. Однако в отдельные моменты в якобитские гона окрашивались недовольство джентри засильем в правительстве вигской земельной и денежной аристократии, увеличением налогов в связи с длительными войнами, а также некоторые формы социального протеста самых различных слоев населения.

Подавление якобитских восстаний и заговоров якобитского подполья, растянувшееся более чем на полвека, не было, таким образом, борьбой с заранее предопределенным исходом, как это представлялось некоторым историкам, писавшим через 100 лет после событий. Более того, эта борьба во многом, по крайней мере внешне, напоминала противоборство протестантской Англии в годы правления Елизаветы I с силами международной контрреформации. Ведь в заговоры были снова вовлечены держава, претендовавшая на господство в Европе, - на этот раз Франция Людовика XIV, папский престол и иезуиты. Но это отнюдь не было повторением в форме фарса былой трагедии - в ходе борьбы было пролито слишком много крови, чтобы преуменьшать ее размах и ожесточение. Было, конечно, одно отличие - в конце XVII в. и первой половине XVIII в. не существовало международного лагеря контрреформации, а после 1715 г. утратили реальность ч планы утверждения французской гегемонии в Европе. Однако якобитская хорта оказалась немаловажной в ходе англо-французской борьбы за торговое и колониальное преобладание.

На протяжении многих десятилетий после "славной революции" 11)88 г. одним из главных направлений деятельности английской секретной " службы была борьба против якобитства. Ресурсы якобитов, искусство их агентов часто крайне преувеличивались в Лондоне, и различные обстоятельства питали эту иллюзию.

Неправильно смешивать, как это нередко делается в исторической литературе, два вопроса - возможность реставрации абсолютизма и католицизма и вероятность возвращения Стюартов. Первое было попросту невозможно - процесс буржуазного развития Англии носил необратимый характер. Напротив, второе не было полностью исключено, но при одном непременном условии - политической капитуляции Якова II, а затем и его наследника перед силами нового строя. Даже Вильгельм III подумывал о компромиссе после смерти сына принцессы Анны - последнего из "законных" протестантских престолонаследников мужского пола. Вильгельм намекал, что его преемником мог бы стать сын Якова II в случае его обращения в протестантство. Однако Стюарты стремились к невозможному - восстановлению абсолютизма и католицизма - ив конечном счете не использовали единственного оставшегося у них шанса. Но это нельзя было с уверенностью предсказать заранее. К тому же надо учесть, что на протяжении ряда лет (особенно до мая 1692 г.) сохранялась возможность высадки крупной французской армии в Англии, где обычно имелось мало регулярных войск, равно как и во вновь завоеванной Ирландии и в Шотландии.

Демонстративное выражение "королем-солнцем" сочувствия изгнанному Якову II, предоставление в его распоряжение пышного Сен-Жерменского дворца и даже ежегодной пенсии в 600 тыс. ливров, однако, еще далеко не означали безоговорочную поддержку Людовиком планов якобитов. Во время своего короткого правления Яков II вовсе не проявил себя другом Франции, и его реставрация вряд ли многое сулила версальскому двору. Людовика скорее устроило бы восстановление Якова на престоле в Шотландии или Ирландии, что создало бы противовес Англии. И, во всяком случае, якобиты были полезным орудием для французской дипломатии как угроза для Англии, а в военное время - как средство отвлечения части английских военных сил с континента, где они были важной составной частью войск коалиции, противостоявшей Людовику XIV. В этой борьбе снова активизировалась английская секретная служба.

Один из первых якобитских заговоров был раскрыт по вине курьеров. Имеет ли их история романтический или комический характер, пусть решает читатель. А сводится она вкратце к следующему. Одним из этих курьеров был Уильям Фуллер, влюбленный во фрейлину королевы - жены Якова II. Однако клятвенные заверения агента, состоявшего на службе у Бентинка, оказались сильнее и чар придворной красавицы, и сладких речей католических патеров, поскольку Фуллер, перейдя на сторону правительства Вильгельма, заодно уж отрекся и от католичества.

В 1690 г. Фуллер в сопровождении другого молодого человека - Кроуна на рыболовецкой шхуне, предоставленной им губернатором Кале, тайно переправился в Англию. То, что в Париже сочли необходимым послать сразу двух курьеров, было вызвано не только важностью информации, которую целиком не решились доверить одному лицу, но и способом ее доставки: письма, написанные невидимыми чернилами, были запрятаны в пуговицы камзолов Фуллера и Кроуна. Эти предосторожности не имели особого значения, поскольку, расставшись с Кроуном, Фуллер сразу же поспешил в Кенсингтонский дворец, где находился Вильгельм Оранский.

Вскоре поймали Кроуна в одной из лондонских таверн, где он произносил тосты в честь Якова и обещал скорое вторжение в Англию верных королю войск. Кроун обладал особенно важными сведениями - на основании его показаний можно было бы обезвредить многих видных якобитов. Немудрено, что правительство заранее обещало помилование, если Кроун сделает откровенное признание. Якобиты в ответ пустили в ход вновь оружие женских чар. Некая миссис Клиффорд, знакомая Кроуна, усердно навещала его в тюрьме, убеждая держаться героем.

А пока что якобиты пытались отсрочить суд. После переворота 1688 г. правительство должно было при ведении таких процессов соблюдать законные формы судопроизводства, и этим пытались воспользоваться сторонники Якова II. Во-первых, заболел главный свидетель обвинения Фуллер. Во-вторых, якобитам удалось отвести многих из предложенных кандидатов в присяжные. Когда и этот прием исчерпал себя, якобиты сумели ввести в состав присяжных своего человека. Для принятия решения требовалось единодушие присяжных, а якобит, разумеется, решительно отказывался признать Кроуна виновным.

Спор в наглухо запертой комнате присяжных длился всю ночь и начало следующего дня. Он, вероятно, продолжался бы и дольше, если бы голодное большинство с негодованием не заметило, что вездесущая миссис Клиффорд тайно подбросила через окно сладости для подкрепления пыла ее якобитского единомышленника. Ему пришлось уступить. Несколько дней Кроун провел между требованиями немедля сделать признания, чтобы спастись от виселицы, и любовными заклинаниями миссис Клиффорд. В конце концов он махнул рукой и рассказал все, что знал о подготовлявшемся заговоре...

Картина войны между правительствами Вильгельма III и его преемников, с одной стороны, и якобитским двором в Сен-Жермене, с другой, известна только в общих чертах. Зная, что они окружены агентами лондонского правительства, якобиты, как правило, уничтожали полученные ими разведывательные депеши, хотя часть их переводилась и передавалась французским властям.

Наряду с Бентинком и Генри Сидни руководителем английской секретной службы стал Даниель Финч, граф Ноттингем, занимавший посты министра иностранных дел и позднее лорда-председателя Тайного совета. Анализ его переписки показывает, что он пытался использовать все средства добывания информации - перехват корреспонденции иностранных дипломатов, допрос подозрительных лиц, а также тех, кто добровольно сообщал становившиеся известными ему сведения о военных приготовлениях французов.

В 1692 г. лорд Ноттингем поручил гугенотскому пастору Пьеру Жюрье наладить шпионаж во французских портах. Бюро, созданное Жюрье в Роттердаме, получало от своих агентов и пересылало в Лондон сведения о якобитах. Наряду с наблюдением за якобитами английская разведка стремилась получить подробные сведения об армии и флоте Людовика XIV. Во французских средиземноморских портах действовала разведывательная организация, возглавляемая французом Венсеном Сер-ром и тремя швейцарцами (Полем Робеном, Абрахамом Боди и Жаком Виленом), которая имела своих людей среди матросов и даже гугенотов, осужденных за отказ принять католичество к каторжному труду на галерах. Швейцарцев выследили и казнили. Серр отделался уплатой большого штрафа, еще двух участников группы послали на каторгу. Между прочим, английской разведке не раз удавалось вербовать агентов среди подвергавшихся гонениям протестантов.

В начале февраля 1696 г. расторопный французский полицейский Дегре арестовал некоего Сен-Мартина, на допросе он дал показания, назвал своего сообщника - адвоката парижского парламента Ла Кутюра, а тот - чиновника Бюдо. В бумагах Сен-Мартина нашли письмо к некоему купцу Корвиниусу в Амстердаме - это был второй, наряду с Жюрье, руководитель шпионского центра Этьен Кайо. После этого были перехвачены курьеры, направлявшиеся в Голландию; установлено негласное наблюдение за несколькими временно оставленными на свободе агентами. В их числе оказалась и женщина, именовавшая себя графиней де Верней, ее позднее заточили в монастырь. В апреле 1696 г. был схвачен лучший разведчик роттердамского центра Буриго. За поимкой шпионов внимательно следил сам король. Буриго, Бюдо и Ла Кутюр кончили на виселице, Сен-Мартин был присужден к пожизненной службе гребцом на галере, остальные разведчики были брошены в Бастилию. Шпионская организация распалась, хотя Кайо еще несколько лет содержал своих агентов в Ла-Рошели. Жюрье умер в 1713 г., Кайо в 1722 г. имел неосторожность вернуться во Францию. Там его еще помнили и сразу же отправили в ссылку в колонии. Правда, не надолго. К этому времени старый разведчик уже не представлял никакой опасности. Автор известных мемуаров епископ Барнет дает низкую оценку шпионской сети Ноттингема. Барнет писал, что Ноттингем получал мало известий о противнике, тогда как в Париже, казалось, все знали об английских планах. Якобитские агенты проникли в роттердамский центр. Лазутчиком якобитов был фаворит Вильгельма III Джон Симпсон (псевдоним Джонс).

Главные задачи, которые в эти годы стояли перед секретной службой Вильгельма, носили контрразведывательный характер. И прежде всего это была борьба против якобитства. Здесь недоверчивый король не вполне полагался даже на преданного Бентинка, по крайней мере считая излишним посвящать его в некоторые государственные тайны. Так, Бентинку разрешалось читать переписку Вильгельма с голландским великим пенсионарием Хейнсиусом, но часть содержащейся в ней информации король желал скрыть от фаворита. Это было нелегко сделать - ведь Бентинк точно знал, что великий пенсионарий неизменно посылал свои донесения дважды в неделю. Тогда Вильгельм в июне 1689 г. приказал Хейнсиусу особо конфиденциальные вещи писать на листе бумаги, который король не показывал Бентинку, разрешая ему читать "обычное" донесение. Никогда Бентинк не имел и доли той самостоятельности, которой обладал лорд Берли во времена Елизаветы. После 1695 г. и особенно 1697 г. влияние Бентинка резко уменьшилось. Отчасти это объяснялось смертью благоволившей к нему королевы Марии, а также тем, что лорд Портленд слишком близко сошелся с вигами и не мог выполнять свою прежнюю роль представителя короля в переговорах с руководителями обеих партий. Вильгельм III считал, что даже самый доверенный советник должен быть в курсе только части государственных секретов, всю совокупность которых подлежало знать лишь самому монарху.

...Якобитская агентура плела сети все новых заговоров. В ответ английская секретная служба в эти годы не раз прибегала к испытанному тактическому приему. Не располагая прямыми уликами против тех или иных подозреваемых в качестве активных участников якобитского подполья, она старалась скомпрометировать их с помощью агентов-провокаторов, а если и это не удавалось -г- добиться осуждения на основании ложных показаний этих агентов. Поэтому не раз случалось так, что действительных якобитов, активно действовавших против Вильгельма Оранского, судили за участие в заговорах, выдуманных провокаторами, в чьих показаниях обрывки подлинной информации сочетались с причудливыми фантазиями (иногда, впрочем, частично совпадавшими с действительностью). Словом, возникала ситуация, хорошо знакомая по истории "папистского заговора", якобы раскрытого Титусом Отсом. Именно такой характер носил мнимый заговор, сфабрикованный в 90-е годы XVII в. правительственным агентом Джоном Лэнтом, который не раз ездил ко двору Якова II и якобы по его указанию вовлек в свою тайную организацию ряд влиятельных якобитов в графствах Ланкашир и Стаффордшир. Особенно активно Лэнт орудовал в конце 1693 г., а уже весной следующего года будто бы вследствие угрызений совести выдал планы заговорщиков властям. Впрочем, на суде было вскрыто, что рассказы Лэнта о его поездках и встречах совершенно неправдоподобны даже с хронологической точки зрения и что, кроме того, главный свидетель обвинения - лицо с весьма сомнительной репутацией. Присяжные признали подсудимых невиновными. А между тем они действительно участвовали в заговоре, о котором Лэнт имел лишь скудные, обрывочные сведения. Его рассказы о намерении совершить убийство Вильгельма лишь на несколько месяцев предвосхитили подлинные планы якобитов.

Двор Якова II в Сен-Жермене кишел английскими шпионами. Современники считали, что одной из них была леди Стрикленд, которая выкрадывала секретные письма буквально из карманов жены Якова и посылала копии этой корреспонденции в Лондон. Английское правительство благодаря разведывательным донесениям было осведомлено обо всем, что происходило в окружении Якова. Напротив, якобитские агенты снабжали Якова II весьма тенденциозной информацией, утверждая, будто вся страна ждет не дождется возвращения "законного короля".

В такой обстановке созрел в 1696 г. якобитский заговор, ставивший целью убийство Вильгельма III. Сейчас уже трудно определить, кто кого дурачил в сложной игре - якобитская разведка, возглавлявшаяся графом Джоном Мелфортом, который установил связи с министрами и генералами Вильгельма, или служба Бентинка, взиравшая сквозь пальцы на такие связи и даже пытавшаяся, используя эти контакты, передавать фальшивки двору Якова II. Вероятно, истина лежит посередине. Однако попытки якобитов привлечь на свою сторону наиболее влиятельных политиков сопровождались и планами свергнуть новое правительство путем организации покушения на Вильгельма III (тем более что умерла его жена королева Мария, дочь Якова II, и "узурпатора" можно было представлять иностранцем, не имеющим никакого права на английский престол). В феврале 1696 г. в Англию по поручению Якова II тайно прибыл его сын (от Арабеллы Черчилль) - Джеймс Фитцджеймс, герцог Бервик, впоследствии получивший широкую известность как французский маршал. В какой-то мере Бервик по своим личным качествам - рассудочной храбрости и неколебимой верности избранному знамени - совсем непохожий на своего тупоголового, жестокого и трусливого отца, ярко отражал сущность якобитства. Для Бервика не существовало ни своей страны, ни нации - дворянский космополитизм и преданность католической церкви заменяли ему патриотическое чувство, родину, позволяли без всякого внутреннего надлома, без угрызений совести сражаться против своего отечества, служить планам фактического превращения его в вассала французского короля.

Для соблюдения тайны в Париже было объявлено, что Бервик отправился инспектировать ирландские полки французской армии. На деле он переодетым, на шхуне контрабандистов пересек пролив и высадился на английском побережье. Разведка Вильгельма сразу обнаружила прибытие Бервика. Было издано правительственное заявление, обещавшее 1000 ф. ст. за его поимку.

Главной задачей Бервика было убедить лидеров якобитов начать восстание, без чего Людовик XIV не соглашался предпринять попытку высадки французских войск в Англии. Однако, как рассказывает Бервик в своих "Мемуарах", он натолкнулся на отказ. Якобитские лидеры указывали, что, как только правительство обнаружит приготовления к вооруженному выступлению, оно немедленно пошлет флот блокировать французские гавани; это воспрепятствует отправке десанта и обречет восстание на неудачу.

Находясь в Лондоне, Бервик получил известие о подготовке якобитами покушения на Вильгельма и решил, чтобы не оказаться прямо замешанным в заговоре, немедля покинуть Англию. Добравшись до побережья, он, полумертвый от усталости, задремал в таверне, расположившись у камина. Через два часа раздался громкий стук в дверь. В комнату ворвалась группа вооруженных людей. Казалось, все было кончено, но при мерцающем свете фонаря Бервик узнал капитана шхуны контрабандистов, разыскивавшего своего пассажира. Вскоре корабль доставил Бервика в Кале. По дороге в Париж он видел заполненные солдатами гавани - готовилось вторжение в Англию.

Заговор, о котором узнал Бервик, был подготовлен другим посланцем Якова II - сэром Джорджем Беркли. Он имел при себе собственноручно написанную Яковом II инструкцию, предписывавшую совершить против Вильгельма III любые действия, которые Беркли сочтет правильными и осуществимыми. Одновременно якобитская разведка переправила поодиночке в Англию около 20 телохранителей Якова II, на решимость которых можно было положиться. Среди них был и бригадир Амброзии Роквуд - потомок одного из участников "порохового заговора". Еще 20 человек Беркли и его сообщники постарались завербовать на месте. План сводился к нападению на Вильгельма, когда он, возвращаясь с охоты в местечке Тернхем-грин, будет переплывать на лодке реку. 15 февраля 1696 г. 40 вооруженных до зубов всадников поджидали возле Тернхем-грин короля и его небольшую свиту. Близ Дувра было все подготовлено, чтобы зажечь большой костер - условный сигнал, который был бы виден на французском берегу. Но король не появился. Разведка лорда Портленда узнала о заговоре, если верить официальной версии, благодаря добровольному покаянию одного из злоумышленников. Бентинк был предупрежден одним из заговорщиков, а потом к нему явился молодой католик Пендергарас, который тоже советовал отложить королевскую охоту. Пендерграс, однако, отказывался называть имена заговорщиков, несмотря на личное обещание Вильгельма, что эти сведения будут использованы только для предотвращения преступления. Но правительство знало уже достаточно. Заговор выдал и еще один его участник - капитан Фишер. Вечером в субботу, 18 февраля, многие заговорщики были арестованы в таверне "Блюпосте", но Беркли успел скрыться. Один из конспираторов, Портер, сразу же, спасая себя, вызвался стать свидетелем обвинения. А Портер был как раз тем лицом, которого не хотел выдавать Пендерграс. Теперь у того тоже исчезли причины молчать. Руководители покушения были казнены.

Известие о раскрытии заговора вызвало большое возбуждение. Парламент временно приостановил действие акта о неприкосновенности личности. В одном только Лондоне были арестованы 330 человек. Было решено, что в случае кончины монарха парламент не будет считаться распущенным и должен обеспечить установленный после 1688 г. порядок престолонаследия.

Однако заговор вызвал потрясения в правительственном лагере, на которые вряд ли первоначально рассчитывали в Сен-Жермене. Наряду с арестами участников покушения были произведены аресты среди оказывавших содействие заговорщикам. В их числе был и Томас Брюс, граф Эйлсбери. Якобиты пытались подкупить свидетелей - двух ирландцев, являвшихся агентами секретной службы, и уже упоминавшегося Портера. Тот, уже войдя во вкус своей новой профессии, с готовностью принял 300 гиней, но не скрылся, как обещал, а вызвал стражу, арестовавшую агента, через которого он вел переговоры с якобитами, - цирюльника Кленси.

В своих показаниях арестованные заговорщики назвали генерала Джона Фенвика. Тот бежал и надеялся добраться до побережья, где его ждал французский корабль. Однако генерала случайно опознали при аресте двух контрабандистов. Фенвику снова удалось скрыться. Власти организовали настоящую облаву и наконец нашли его, спрятавшегося в какой-то лачуге. В Тауэре Фенвик неосторожно написал записку своей жене (это она пыталась устранить неугодных свидетелей против Эйлсбери) с просьбой подкупить присяжных. Одновременно Фенвик сообщил, что готов открыть все известное ему о заговорщиках. В своем "признании" он обвинил важнейших министров и сановников - Мальборо, Рассела, Годолфина и Шрюсбери. Сознательно или нет, арестованный генерал начал большую и, как выяснилось, смертельно опасную для него игру. Он не выдал никого из подлинных якобитов, а указал лишь на влиятельных политиков, дававших на всякий случай обещания Якову II. Фенвик, по-видимому, рассчитывал вызвать смятение в правительственных кругах, заставить Вильгельма III расправиться с лицами, влияние которых было крайне важно для упрочения его трона. Однако Вильгельм сразу же понял смысл игры. Не то чтобы король считал ложными показания Фенвика - наоборот, они содержали зерно истины, впрочем, давно уже известной разведке лорда Портленда. Но нельзя было признавать их истинными, чтобы не вызвать серьезных потрясений. И Вильгельм, находившийся в Голландии, отправил обратно присланные ему показания Фенвика, сообщив, что содержащиеся в них обвинения - бессмыслица и они нисколько не могут поколебать его доверие к членам Тайного совета, ставшим жертвами таких обвинений. Все же разоблачения Фенвика вызвали большое возбуждение в парламенте, тем более что они касались не только тори, связи которых с якобитами были известны, но и вигов. Палата общин вызвала Фенвика для дачи показаний. Якобит был также доставлен к королю. В обоих случаях Фенвик отказался представить какие-либо доказательства своих утверждений. Возможно, что он и не располагал ими, лишь повторяя слухи, ходившие среди якобитов. Своими обвинениями Фенвик не достиг цели и вместе с тем возбудил против себя ненависть влиятельных лиц. Однако для вынесения приговора Фенвику как виновному в измене требовались по закону показания не менее двух лиц. Вначале власти располагали двумя такими свидетелями, но якобитскому подполью удалось подкупить (или запугать) одного из них, и тот поспешно покинул страну. Тогда палата общин прибегла к последнему оружию - приняла направленный против Фенвика акт об осуждении. После жарких прений акт был одобрен также палатой лордов и получил подпись Вильгельма III. Джон Фенвик был обезглавлен на Тауэр-хилл.

Стоит отметить, что якобиты, с волнением наблюдавшие за парламентскими дебатами по делу Фенвика, не захотели или не имели возможности представить документы, подтверждавшие его слова. Но это еще далеко не значит, что таких документов не было в природе. Интересно m метить, что Эйлсбери не подтвердил показания Фенвика. После этого Эйлсбери еще некоторое время продержали в Тауэре, пока не утихли страсти, вызванные делом Фенвика, и выпустили на свободу.

Поэзия и проза

   	Поэзия глупа! В суждении таком
   	Есть свой резон. Но не забудь при этом,
   	Что не всегда дурак рождается поэтом, -
   	Он может быть и просто дураком!

Не известно, распространял ли английский поэт Мэтью Прайор эту нелестную характеристику собратьев по перу также на своих коллег по другой, далекой от литературы профессии.

Мэтью Прайор занял сравнительно молодым свое особое, хотя и скромное место на современном ему литературном Олимпе. Видный представитель английского классицизма, близкий к признанному главе этого направления Александру Поупу, Прайор не менее известен и произведениями, написанными в различных жанрах легкой светской поэзии, - эпиграммами, шутливыми посланиями, веселыми песенками, остроумными пародиями. Несмотря на раннее признание его таланта, для Прайора путь наверх, в ряды правящей знати, был долгим и нелегким. Помогали аристократические связи, приобретенные еще на студенческой скамье в Кембридже, подкрепленные потом умением вовремя, в нужной форме откликнуться и на победы короля Вильгельма, и на успехи своих друзей студенческих лет, унаследовавших отцовские титулы и богатства, а вместе с ними нередко министерские посты, руководящее положение в партиях тори и вигов.

Все же Прайору, выбившемуся в люди сыну столяра, как презрительно заметила королева Анна, "человеку низкого происхождения", не имевшему собственного состояния и зависевшему целиком от нерегулярного жалованья, путь к главным источникам власти и богатства оказался закрытым. Но до второстепенных государственных должностей - помощника влиятельного министра или временного главы посольства - Прайору удалось добраться, правда, ценой не только унижения, льстивых излияний в прозе и стихах в адрес своих покровителей, но и разрыва с ними в нужный момент, квалифицировавшегося современниками как предательство. Главное, что Прайора делало весьма полезным, было не только его удобное и послушное перо Он зарекомендовал себя как опытный и удачливый мастер секретных дипломатических переговоров, как умелый организатор шпионажа.

В 1690 г. когда Прайору было 25 лет, он начал службу секретарем английской миссии в Гааге. Голландская столица была местом, где на протяжении последующих семи лет проходили встречи монархов и министров - участников антифранцузской коалиции - так называемой Аугсбургской лиги. В обязанности Прайора входила выдача паспортов для желающих посегить Англию. Это было вовсе не простое дело, поскольку паспорта разрешалось выписывать лишь лицам, не имевшим, с точки зрения английских властей, предосудительных намерений. Прайору было поручено также наблюдение за французскими шпионами, пытавшимися через Голландию пробраться в Англию. Прайор должен был ставить в известность о результатах этой слежки портовые власти в Харидже и Лондоне. Подозрение молодого дипломата вызвал, в частности, некий Клерк, объявивший себя итальянцем. Но, по мнению Прайора, он, вероятно, был французом. Прайор сообщил о своих сомнениях портовому начальству в Бриле и Харидже, а также заместителю министра иностранных дел Ричарду Уорри на случаи, если подозреваемый, обманув таможенных чиновников, все же доберется до Лондона. Выяснилось, что в поле зрения Прайора попал не кто иной, как известный иезуит-шотландец Кларк (или отец Космо), поддерживавший связи между Сен-Жерменом и руководителями якобитов в Англии. Прайор даже предложил новую систему выдачи паспортов, одобренную в Лондоне, которая облегчала бы обнаружение вражеских агентов.

Наряду с охотой на якобитских лазутчиков Прайору надлежало два раза в неделю направлять в Уайтхолл сведения, которые содержались в письмах, прибывавших от нанятых англичанами лиц из различных стратегически важных городов. Информация носила политический и военный характер, сообщалось немало и придворных сплетен, которые имели известное значение для ориентации английской дипломатии.

В январе 1699 г. Прайор был включен в состав английского посольства в Париже, возглавлявшегося лордом Портлендом. Официально посольство воздерживалось от любых контактов с Яковом II и его окружением и домогалось высылки бывшего английского короля из Франции. Британские дипломаты старались не появляться на придворных празднествах и церемониях, на которых можно было ожидать присутствия Якова II. Тот самодовольно разъяснял, что мятежники не осмеливаются встречаться с ним лицом к лицу и что он видел только одного или двух из шайки Бентинка. Прайор был менее осторожным, присматриваясь к изгнанной королевской семье. Сам Яков II на него произвел впечатление "старого хвастуна... тощего, потрепанного и сгорбленного".

Через несколько месяцев Портленд вернулся в Англию, и Прайор был назначен временным поверенным в делах до приезда нового посла - лорда Джерси. Функции Прайора, впрочем, не претерпели особых изменений. Покидая Париж, Прайор составил отчет об использовавшихся им шпионах. Среди них фигурировал какой-то ирландец Браконье, уже проведший четыре года в Бастилии и выдававший себя за купца. В числе агентов значились англичанин Бейли - под этим именем скрывался священник и, как сообщалось в отчете, "совершенный развратник" Джонстон, - и старуха Ланглуа, "хитрейшая шлюха" с двумя дочерями... Осведомленность Прайора не стоит преувеличивать - его не раз одурачивали собственные агенты. Впрочем, он и сам не гнушался сообщать в Лондон вымышленную информацию с целью создать более благоприятное впечатление о своих успехах на разведывательном поприще. После возвращения из Франции в 1699 г. Прайор был назначен на пост заместителя министра иностранных дел. В конце войны за испанское наследство он (в сотрудничестве с Болингброком) вел секретные переговоры о заключении мира с Францией, был замешан в интригах, ставящих целью реставрацию Стюартов после смерти королевы Анны. Но об этом ниже.

После 1688 г. разведка пыталась использовать и уже полузабытый опыт прежних времен. В 1699 г. король Вильгельм III Оранский вызвал знакомого нам шифровальщика времен Кромвеля и Терло - Джона Уоллиса, достигшего в то время весьма почтенных лет, и просил его обучить молодых людей столь важному искусству, чтобы оно не умерло с ним. Впрочем, доктор Уоллис не забыл и других приемов своего ремесла и пытался с помощью их оказать посильное содействие правительству. Так, в 1702 г. профессор распространял слух, что, как ему доподлинно известно, "молодой претендент", считавшийся сыном Якова II, вовсе не является таковым (и, следовательно, уж ни в каком случае не может претендовать на роль "законного монарха").

Продолжение...

Електронна бібліотека ЦДН КУП

Сайт управляется системой uCoz