Криміналістика

Криміналістика

Юрген Торвальд
100 лет криминалистики

6. Париж 1881 года. Бертильонаж, или антропометрический метод идентификации

Если позднее когда-нибудь утверждали, что Жан Камекасс был дальновидным человеком, сразу уловившим идею Альфонса Бертильона, то это одна из легенд, которыми вымощен путь истории.

Камекасс был таким же политиком, как и Андрие. Как префект полиции, он получил некоторую известность тем, что основал первые полицейские школы. Идеи же Бертильона он понимал не лучше, чем его предшественник. До 1881 года, до своего вступления на пост префекта, он никогда не слышал о титулярном писаре Первого бюро.

Доктор Луи Адольф Бертильон был тяжело болен артритом и не мог использовать в интересах сына смену префектов, о которой так мечтал. Но он писал письма, телеграммы и не раз посылал своих друзей в префектуру. Как врач, он понимал, что не может рассчитывать на выздоровление, что у него осталось очень мало времени для помощи сыну в карьере. И лишь в ноябре 1882 года одному из его друзей, парижскому адвокату Эдгару Деманжу, удалось убедить Камекасса, чтобы он испытал Бертильона, если не хочет упустить случай прослыть новатором в деле подавления преступности.

Спустя несколько недель Камекасс вызвал к себе Бертильона. Тот был уже подготовлен отцом. И все же неловкость Бертильона омрачила первую встречу с префектом. Может быть, и на этот раз ничего бы не вышло, но Камекасс дал слово Деманжу, что поможет сыну Луи Адольфа Бертильона.

Поэтому Камекасс заявил: "Хорошо, вы получите возможность проверить свои идеи. Со следующей недели мы для пробы введем ваш метод идентификации. Для этого вы получите двух помощников. Я даю вам срок три месяца. Если за это время вы с помощью своего метода распознаете преступника, имевшего судимость, то..." Если говорить о предоставленном с таким условием шансе, то его трудно назвать шансом: едва ли за три месяца могло случиться, чтобы один преступник был задержан, осужден, отбыл наказание, выпущен и снова арестован. Бертильон, конечно, отлично понимал, что только чрезвычайно счастливая случайность могла ему помочь выполнить условие Камекасса. Но он безропотно согласился с этим. Наверное, он правильно сделал, потому что Гюстав Масе пришел в ярость, услышав, что должен дать Бертильону двух писарей. Система Бертильона может быть действенной, заявил он, если измерения будут производиться самым надежным образом.

Но нельзя же забывать о рутине, о невнимательности, с которой работает большинство служащих. В этом сказывалось глубокое недоверие практика к теоретику и ко всему, что называлось наукой. Но в его протесте была доля истины, которая позднее дала себя знать. На этот раз Масе не удалось настоять на своем. По всей видимости, и Камекасс все же не ожидал успеха от опытов Бертильона.

В зале, в котором Бертильон до сих пор работал, стали официально проводить измерения и регистрацию. Но в каких условиях! Его коллеги наблюдали за ним по-прежнему с усмешкой. Обоим писарям нельзя было доверять, потому что они никак не могли постичь смысла всего происходящего. Они пытались уклониться от мрачной и упорной педантичности, с которой Бертильон контролировал их. Конечно, они знали об отрицательном отношении Масе ко всему происходящему и шушукались за спиной Бертильона с другими служащими, но слушались его, потому что боялись той ярости, с которой он набрасывался на них, как только замечал их невнимательность.

Бертильон работал с каким-то остервенением. Он измерял, проверял, записывал. Каждый вечер он спешил в маленькую квартирку, где с зимы 1881 года он стал частым гостем. Квартирка принадлежала молодой австрийке Амелии Нотар, незаметной близорукой женщине, которая еле-еле зарабатывала себе на жизнь, работая учительницей. Из-за своей близорукости она однажды попросила Бертильона помочь ей перейти дорогу, и стеснительный, необщительный Бертильон быстро нашел контакт с такой же стеснительной и необщительной женщиной, которая с тех пор стала его преданным помощником.

Он не настолько доверял писарям, чтобы допустить их к составлению регистрационных карточек. Это делала Амелия Нотар. Она писала своим ровным почерком с утра до ночи. В начале января 1883 года картотека Бертильона насчитывала уже 500, в середине января — 1000, в начале февраля — около 1600 карточек. Система регистрации функционировала. Но что это давало?

Процесс обмеривания был очень сложным, требовалось измерять различные части тела с точностью до миллиметра, но он оказался самым надежным из всех известных ранее способов идентификации

Процесс обмеривания был очень сложным, требовалось измерять различные части тела с точностью до миллиметра, но он оказался самым надежным из всех известных ранее способов идентификации

С наступлением февраля пришел последний месяц испытательного срока. К 15 февраля картотека насчитывала 1800 карточек. Но до сих пор еще не приводили ни одного заключенного, которого бы Бертильон уже обмерял и мог узнать по своей картотеке. Февраль был мрачным, небо темным, и не менее мрачным было настроение Бертильона. Он стал еще более раздражительным и во время работы шептал что-то про себя. 20 февраля незадолго до конца рабочего дня Бертильон сам обмерял заключенного, который назвался Дюпоном. Заключенный был последним и шестым Дюпоном за этот день. С давних пор имя Дюпон служило любимым псевдонимом для не слишком богатых фантазией уголовников. Бертильон измерял: длина головы 157 мм, ширина головы 156 мм, средний палец 114 мм, мизинец 89 мм... В предыдущие дни он не раз ловил себя на том, что черты лица заключенного казались ему знакомыми. Дрожащими руками он листал карточки в надежде найти наконец то, что ему было крайне необходимо. Каждый раз его подводила ненадежность глаз, против которой его системе и надлежало бороться. Когда закончился обмер, ему вновь показалось, что он имеет дело со знакомым лицом, но Бертильон отогнал эти мысли прочь.

Размер длины головы заключенного Дюпона относился к категории "средний", что привело в соответствующий отдел картотеки. Ширина головы уменьшила число ящиков, где следовало искать, до девяти. Длина среднего пальца — до трех. Длина мизинца — до одного. Здесь было 50 карточек. Через несколько минут одну из них Бертильон держал в своих холодных руках. Она содержала те же цифры, которые он сверял. Но фамилия человека, которому они принадлежали, была не Дюпон, а Мартин, арестованный 15 декабря 1882 года за кражу пустых бутылок.

Бертильон повернулся к арестованному. "Я вас уже раньше видел, — заявил он, едва сдерживая себя от волнения. — Вы были арестованы 15 декабря за кражу пустых бутылок. Тогда вы назвали себя Мартин".

Несколько минут царило напряженное молчание. Полицейский, сопровождавший арестованного, растерялся. Тут арестант раздраженно закричал: "Ну и прекрасно! Ну и прекрасно, да, это был я".

Другие служащие, свидетели этой сцены, уставились на Бертильона. Некоторые подумали, что ему помогла счастливая случайность. Другие чувствовали, что осмеянный пережил в эту минуту мгновение триумфа. Бертильон взял себя в руки и ответил надменным взглядом. Не сказав ни слова, он пошел к своему письменному столу и составил доклад префекту. На улице Бертильон нанял извозчика и поехал к Амелии Нотар. Он рассказал слушавшей его, как всегда преданно, Амелии о своем успехе. Затем он поехал к отцу. Сообщение сына было последней радостью для больного, который вскоре скончался.

21 февраля парижские газеты опубликовали первые статьи по делу Дюпона (Мартина) и сообщения о новой системе идентификации Бертильона. А через 24 часа Камекасс вызвал Бертильона к себе и продлил срок его опытов на неопределенное время.

Заманчивая мысль прослыть человеком, который ввел прогрессивное новшество, захватила Камекасса. И он решил поддержать Бертильона.

В течение следующих трех месяцев Бертильон идентифицировал еще 6, в августе и сентябре — 15 и до конца года — 26 заключенных, при идентификации которых старые методы и "фотографическая память" отказали. К тому времени число карточек регистратуры достигло 7336. Ни разу размеры регистрируемых не повторились.

Успех Бертильона все еще был внутренним делом префектуры полиции. Служащие бюро изменили свое отношение к Бертильону. Насмешники умолкли и встречали его с большой предупредительностью. Но за долго переносимые им насмешки он мстил холодностью и сарказмом. Как и прежде, Бертильон вел себя оскорбительно резко. К середине 1884 года писари были им так выдрессированы, что он мог доверить им обмеривание и заполнение карточек. У него появилось время для занятий новыми проблемами.

Снова, как и прежде, он часами сидел за своим столом и колдовал над фотографиями тех же заключенных, которых обмерял. Эти фотографии изготовляло расположенное на чердаке ателье полицейской префектуры. Бертильон сам приобрел себе фотооборудование и стал по-своему фотографировать заключенных. Он разрезал фотографии и наклеивал десятки ушей, носов и глаз. С усердием муравья искал он способ описания различных форм носов и ушей. Списки описания различных форм были бесконечны. Например, нос описывался так: спинка носа в виде буквы S, сплющенная спинка носа, смятая спинка носа, кривая спинка носа, сжатая левая или правая ноздря, толстая ноздря и т. д. У каждого заключенного он описывал цвет глаз, различая внешнюю и внутреннюю зоны роговицы, их оттенки: желто-пигментированный, оранжевый, карий, серо-голубой...

Что побуждало его делать все это? Все тот же иронический вопрос людей из Сюртэ: "Как же нам при помощи карточек выследить разыскиваемого преступника и арестовать его? Уж не с сантиметром ли в кармане?" Бертильона поглотили новые идеи, преследовавшие его постоянно. Он хотел дополнить свои карточки хорошими фотографиями и описаниями, чтобы каждый полицейский в короткое время мог представить себе внешность преступника так, что на основании этого мог бы его арестовать. А затем можно было бы проконтролировать правильность ареста путем обмеривания. Бертильон разработал такой способ фотографирования, который запечатлел бы неизменяемые или трудно изменяемые черты человеческого лица. Он пришел к выводу, что это наилучшим образом достигается при фотографировании в профиль.

За 1884 год он идентифицировал 300 лиц, имевших ранее судимость, большая часть которых не была бы обнаружена старыми методами идентификации. И за весь год он не встретил ни разу повторения всех размеров обмеривания. Нельзя было не признать, что его система функционировала. Камекасс стал приводить к Бертильону политических деятелей и зарубежных гостей и знакомить их с методом обмеривания. В конце 1884 года здесь появился англичанин Эдмунд Р. Спирмэн, который интересовался работой полиции и имел связи в британском министерстве внутренних дел. Спирмэн, о котором пойдет речь несколько позднее, проявил большой интерес к новому способу идентификации, и Бертильон, вдохновившись, с большим энтузиазмом продемонстрировал англичанину свою систему. Одновременно его посетил также директор управления французскими тюрьмами Эбер, быстро смекнувший, какая предоставляется возможность навести порядок в регистрации заключенных во Франции, где, как и в архиве полиции, полно фальшивых имен и ошибок. Спустя несколько дней он заявил французским журналистам, что намерен ввести метод Альфонса Бертильона в практику французских тюрем. Это вызвало много вопросов о том, кто же такой этот Бертильон. На следующий день имя Бертильона появилось во всех больших парижских газетах: "Молодой французский ученый совершенствует идентификацию преступников", "Французская полиция снова возглавляет прогресс во всем мире", "Гениальный метод Бертильона".

В 1885 году Камекасс ушел в отставку и его место занял новый префект Граньон. В это время во всех тюрьмах Франции вводилась антропометрия — так Бертильон назвал свой метод.

Граньон добился для бюро полицейской службы идентификации нескольких помещений на чердаке Дворца юстиции. 1 февраля Бертильон, произведенный в "директора полицейской службы идентификации", въехал в это чердачное помещение.

Бертильон создал все необходимое для точного фотографирования преступников

Бертильон создал все необходимое для точного фотографирования преступников

В день открытия здесь собрались представители министерств, палаты депутатов и сената, журналисты Парижа и провинции. Молча слушал Бертильон поздравительные речи. Сразу после последней речи, не поблагодарив и не попрощавшись, он скрылся в своем кабинете — первом в его жизни собственном кабинете. Наконец-то у него были свои владения. На следующее утро парижские журналисты придумали новое слово, которое быстро вошло во французский, а также во многие иностранные языки, слово "бертильонаж".

"Бертильонаж, построенный на измерении определенных неизменных частей скелета, — писал Пьер Брюллар, — самое великое и гениальное открытие XIX века в полицейском деле. Благодаря французскому гению скоро не только во Франции, но и во всем мире не будет больше ошибок идентификации, а следовательно, и ошибок юстиции по вине идентификации. Да здравствует бертильонаж! Да здравствует Альфонс Бертильон!"

Бертильоном также были предложены способы фотографирования мест происшествий

Бертильоном также были предложены способы фотографирования мест происшествий

Через несколько недель Бертильон потребовал передать в его распоряжение фотоателье. Он сконструировал кресло, на котором можно было поворачивать заключенных для производства двух снимков: один в фас, другой в профиль, чтобы исключить возможные ошибки. Сразу же к карточкам измерений прикрепляли фотографии, изготовленные новым способом. Хотя картотека приближалась к "невероятному числу" в полмиллиона карточек, Бертильон сам пополнял их "описанием преступника словами", формы выражения которого он так долго вырабатывал. Вместе с новыми фотографиями весь этот "устный портрет" должен был создать точное описание внешности правонарушителя, какого ни один полицейский еще не получал в руки. Любая видимая примета головы имела теперь свое точное определение, каждое из которых обозначалось своей буквой, а ряд таких букв составлял формулу, то есть совокупность характерных примет. Бертильон сразу же начал обучать своих подчиненных. Он заставлял их заучивать формулы определенных заключенных, которых они лично не знали, и затем отправляться в тюрьму Ла Сантэ на "парад арестантов", где и следовало определить, чья это формула. Благодаря выучке, которую организовал Бертильон, они действительно узнавали большую часть заключенных.

Устный портрет был незамедлительно введен во французской полиции. К началу 1889 года слава Бертильона достигла своего апогея. Не хватало лишь какого-либо особого случая, чтобы его имя навсегда осталось в истории Франции.

глава 7

К содержанию

Повернути на книжкову полицю...

Електронна бібліотека ЦДН КУП

Сайт управляется системой uCoz