В 1840 году один из первых судебно-медицинских журналов "Хенкес цайтшрифт фюр
ди штаатсарцнайкунде" опубликовал список лиц, посвятивших себя судебной
медицине. Он включал двадцать два имени; то были французы, немцы, итальянцы,
австрийцы и шотландцы. Все они жили в Европе, в центре научного мира тех лет.
Спустя сто лет, на пороге второй половины XX столетия, многие
судебно-медицинские журналы публиковали новые списки, в которых они пытались
перечислить институты судебной медицины и судебных медиков мира. Им это уже не
удавалось сделать. Их списки состояли из тысяч имен, и мир не ограничивался
больше Европой, а охватывал всю Землю. Пусть страны, где зародилась судебная
медицина, все еще проводили большую часть всех исследований и практических
работ, пусть Париж, Лион, Лилль, Берлин, Лейпциг, Мюнхен, Гейдельберг, Кёльн,
Эрланген, Гамбург, Вена, Грац, Инсбрук, Милан, Рим, Неаполь, Палермо, Эдинбург,
Глазго считаются международными центрами научной работы судебной медицины, все
же они только часть большой армии судебных медиков. За последнее время даже в
Европе появилось много новых научных центров судебной медицины, которые подчас
отличались более современными взглядами и оборудованием. Они находятся в Цюрихе,
Базеле, Берне и Женеве, а также в Брюсселе, Льеже, в Мадриде, Валенсии,
Барселоне, в Афинах, Любляне, а также в Бухаресте, Будапеште, Кракове, Лодзи.
Они имеются в Хельсинки, Копенгагене, Осло и Стокгольме, в Москве и Ленинграде,
Лондоне и Лидсе. Истинное распространение судебной медицины станет понятным лишь
тогда, когда бросишь взгляд на другие континенты, на институты судебной медицины
в Тегеране, Пекине, Шанхае, Токио, Фудзияме, Хиросиме, Хоккайдо, Осаке,
Нагасаки, в Брисбене в Австралии и в Окленде в Новой Зеландии, в Маниле на
Филиппинах, Каире и Йоханнесбурге в Африке. Пришлось бы заглянуть также в Южную
Америку от Буэнос-Айреса до Ла-Платы в Аргентине, в Монтевидео в Уругвае, в
Сантьяго в Чили, в Каракас в Венесуэле, в Боготу в Колумбии, в Сан-Паулу,
Рио-де-Жанейро, Белу-Оризонти и Санта-Катарину в Бразилии.
Наш взгляд проследовал бы в Квебек и Монреаль в Канаде и, наконец, в Бостон,
Кливленд, Нью-Йорк, Балтимор, Сан-Франциско и Лос-Анджелес в Соединенных Штатах
Америки.
Но до сих пор именно США составляют исключение. Ровно тридцать лет после
смерти Чарлза Норриса продолжалась борьба между медицинскими инспекторами и
коронерами, между признанием значения судебной медицины для криминалистики и
представлением, что любой врач может выполнять криминалистические экспертизы.
Только семь американских штатов переняли тысячи раз проверенную систему судебных
инспекторов Нью-Йорка. Только пять штатов отменили выборность коронеров и четыре
ввели закон, что коронером может быть только медик. В преобладающей же части
страны лицо судебной медицины представляют коронеры.
Еще в 1950 году из 70 коронеров в Висконсине 33 являлись хозяевами похоронных
бюро, то есть так же, как и в годы "десятилетия бесправия". И все же коронеры
уже были не те, что раньше. Растущее влияние последователей Норриса заставило
провести некоторые реформы системы коронеров. Некоторые коронеры стали
настоящими судебными медиками. Например, Генри Туркель владел судебной медициной
не хуже судебных медиков Старого Света. То же можно сказать о коронере
Лос-Анджелеса, как и о Консалесе или Хельперне в Нью-Йорке, которые читали
лекции студентам-медикам. Сюда следует отнести также таких бывших коронеров из
Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, как Ньюбарр, Мирс или Карр, которые основали
преподавание судебной медицины в университетах Калифорнии. Аллан Мориц,
основавший Институт судебной медицины при Гарвардском университете, преподавал
судебную патологию в университете Кливленда вместе с коронером С. Гербером.
Рихард Форд продолжил дело Морица в Гарварде и ежемесячно собирал в Бостоне
полицейских со всей страны, чтобы продемонстрировать им значение судебной
медицины. Такие же цели преследовали Рассел Фишер в Балтиморе и Тео Курфи на
Лонг-Ислэнд. Они знали, что страна не будет копировать развитие судебной
медицины Старого Света, а пойдет своим путем. С присущим этой стране оптимизмом
они верили, что судебная медицина США рано или поздно внесет свой вклад в
судебную медицину мира, как это случилось с общей медициной Америки, вклад
которой во всемирную медицину увеличивается из года в год.
Нет сомнения, за сто лет судебная медицина стала всемирной наукой. Но это
только одна сторона вопроса. Есть и другая сторона: с самого своего зарождения
она научилась бороться и изменяться. На протяжении целой эпохи судебная медицина
боролась, чтобы доказать своей "матери" — медицине, что у нее другое содержание
и другие цели: стать мостом между медициной, с одной стороны, и юстицией,
криминалистикой — с другой. В следующую эпоху она не без успеха объединила в
себе все знания медицины, естествознания и, наконец, также техники, которые были
ей необходимы для решения задач, поставленных криминалистикой, исследовала и
развила их. Но к середине столетия она оказалась перед новыми требованиями
криминалистики, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было когда-либо
известно. Криминалистика требовала таких широких познаний в медицине,
естествознании и технике, что, казалось, это требование разорвет рамки судебной
медицины. То, что вызвало к жизни такие дела, как дело Дженни Дональд или Хьюма,
— применение различнейших методов расследования с привлечением разных дисциплин,
— принесло также и разочарование от несовершенства знаний, осветило современную
картину состояния судебной медицины. Судебная медицина все больше стремилась к
координации действий различных наук в интересах криминалистики, как этого хотел
в 1934 году Сидней Смит. Правильный путь избрал датчанин Кнут Санд, который
создал при Институте судебной медицины в Копенгагене "большой
судебно-медицинский совет", куда входили специалисты всех отраслей медицины и
естествознания. Этот совет собирался под председательством Санда каждый раз,
когда возникала трудная криминалистическая проблема.