1. Сенсационное начало

"Труп опознан" — гласил заголовок на второй странице парижской газеты "Л'Интрансижан" от 22 ноября 1889 года. Там же были опубликованы две иллюстрации. На первой из них изображена голова разложившегося до неузнаваемости трупа, на второй — лицо того же человека, сфотографированное при жизни.

Это было лицо простого парижского судебного исполнителя, по имени Гуфе, имевшего бюро на улице Монмартр и ловко совмещавшего свои коммерческие дела с многочисленными любовными похождениями. Однако 22 ноября, в день, когда "Л'Интрансижан" торжественно провозгласила: "Труп опознан", этот малоизвестный человек за несколько недель стал столь популярен, что его имя затмило на некоторое время даже триумфальный успех Парижской всемирной выставки. Чтобы стать таким популярным, ему было достаточно неожиданно исчезнуть вечером 26 июля. Затем последовали разоблачения его прямо-таки беспримерного усердия в постелях дамочек с Елисейских полей. Остальное довершили безуспешные усилия шефа Сюртэ Горона обнаружить пропавшего и поток слухов. Наконец, поиски Гуфе приняли несколько иной оборот, когда в Ла-Тур-де-Миллери под Лионом был найден разложившийся до неузнаваемости труп, и возник вопрос, не пропавший ли это Гуфе? 22 ноября газета "Л'Интрансижан" дала ответ: "Это Гуфе!"

Не только "Л'Интрансижан", но и все другие парижские газеты сообщили о поразительном, почти мистическом способе, при помощи которого доселе малоизвестный широким кругам общественности человек, патолог, профессор кафедры судебной медицины Лионского университета Александр Лакассань сумел раскрыть тайну происхождения жалких останков разложившегося трупа из Миллери. "Пети-журналь" опубликовал мельчайшие подробности обследования трупа. Событию было придано большое политическое звучание. Мартин Дюфюс закончил свою статью такими словами: "Французская нация подарила миру Альфонса Бертильона, пионера криминалистики. Раскрытие тайны Миллери свидетельствует о том, что французская медицина способна проложить для криминалистики новые пути. Успешная идентификация трупа из Миллери — это историческая веха".

Английский патолог Пеппер высказал позднее сомнение, действительно ли имели такое большое значение события, связанные с трупом из Миллери. Пока речь шла о развитии специальной области медицины, получившей название "судебной медицины", он, бесспорно, был прав. Но если иметь в виду атмосферу проникновения сравнительно молодой судебной медицины в сознание общественности и в мир криминалистики, то нельзя оспаривать истину, содержащуюся в словах Дюфюса. В первые годы развития криминалистики не было дел, которые бы так наглядно демонстрировали французской и европейской общественности значение медицины для криминалистики, как это имело место в деле Гуфе.

Вечером 27 июля 1889 года, когда родственник Гуфе, некий Ландри, сообщил в полицейский участок района Бонн-Нувиль об исчезновении судебного исполнителя, дежуривший тогда комиссар Брисан не придал этому событию большого значения. Ландри сообщил, что Гуфе, сорокадевятилетний вдовец, проживает со своими дочерьми и имеет по меньшей мере 20 любовниц и что он, должно быть, "пустился в очередное любовное приключение". Лишь 30 июля, когда Гуфе все еще не появлялся, дело попало в руки Горона и следователя Допфера. Горон посетил бюро Гуфе. На полу перед сейфом он обнаружил 18 обгоревших спичек. Консьержка рассказала, что вечером в день исчезновения Гуфе какой-то мужчина ключом открыл бюро, пробыл там некоторое время, а затем снова прошел мимо нее. Сначала она приняла мужчину за Гуфе, и лишь когда тот уходил, заметила, что это посторонний человек. Горон сделал вывод, что этот человек овладел ключами Гуфе и пытался проникнуть в сейф. Он приказал осмотреть район бульвара Осман и знаменитого кафе "Англэ". Но, несмотря на то, что сотрудники Горона побеседовали с сотнями девушек, след исчезнувшего найти не удалось. Финансовые дела Гуфе были в порядке. О бегстве от какого-нибудь судебного преследования не могло быть и речи. Учитывая жизнелюбие Гуфе, нельзя было предположить самоубийство. Описания внешности Гуфе были разосланы во все полицейские участки Франции. Там указывалось: стройный, рост 1,75, одет элегантно, пышные каштанового цвета волосы и квадратная борода. Кроме того, Горон поручил секретарям просмотреть все газеты для выявления сообщений об обнаружении неопознанных трупов.

До 16 августа Сюртэ не продвинулась ни на шаг. Гуфе словно провалился сквозь землю. Горон уже стал опасаться за свою легендарную славу. Но тут ранним утром 17 августа на своем письменном столе он нашел по одному номеру "Котидьен-Провансаль" и "Лантерн". В обеих газетах была помечена одна заметка. В ней сообщалось, что жители деревни близ Лиона на берегу Роны обнаружили мешок с трупом мужчины. Еще не опознанный труп отправлен в лионский морг. Горон торопил следователя Допфера тотчас телеграфом направить запрос в Лион. Допфер медлил. Ему казалось, что они и так уже проверили достаточно много ложных сведений. Но, наконец, он все же согласился. В ответе следователя Бастида из Лиона чувствовался явный протест провинциала против вмешательства из Парижа. Он писал, что лионская полиция уже сама почти раскрыла это дело и что здесь ни в коем случае не может идти речь о Гуфе. Признаки внешности трупа абсолютно не совпадают с описанием разыскиваемого.

Допфер считал вопрос исчерпанным. Горон — нет. Он телеграфировал в редакцию газеты "Лантерн" и просил местного корреспондента прислать ему подробное описание происшествия. 20 августа Горон получил сообщение о случившемся. В начале августа жители Миллери обратили внимание на отвратительный запах, исходивший из кустов ежевики на берегу Роны. Наконец 13 августа дворник Гофи обнаружил в кустах джутовый мешок. Когда он ножом разрезал мешок, то из него показалась полуразложившаяся черноволосая голова мужчины. Испугавшись, Гофи со всех ног бросился в жандармерию. Через несколько часов из Лиона прибыли сотрудник прокуратуры Берар и врач Поль Бернар. Бернар был одним из тех врачей, которые с некоторых пор, согласно закону, привлекались в качестве судебных медиков каждый раз, когда судьи или прокуроры нуждались в них. Так как было уже темно, а свет факелов был недостаточным для осмотра на месте, мешок с трупом отвезли в Лион. 14 августа доктор Бернар произвел вскрытие трупа. Из его отчета явствовало, что оголенный труп был засунут в мешок головой вперед. Тело было завернуто в клеенку и обвязано шнуром семи с половиной метров длиной. Мужчине было от тридцати пяти до сорока пяти лет, рост 1, 70. Волосы и борода черные. Гортань имела два перелома, поэтому Бернар сделал вывод, что неизвестный был задушен.

Доктор Бернар закончил обследование, когда из Сэн-Жени-Лаваль, соседней с Миллери деревни, пришло в Лион новое тревожное известие.

Крестьянин, собиравший улиток, обнаружил на берегу Роны какие-то подозрительные куски досок. Жандарм Томас, побывавший на месте обнаружения досок, пришел к выводу, что это части чемодана, и что от них исходит "типичный трупный запах". Он связал эту находку с находкой около Миллери и отправил все в Лион. Там на крышке чемодана были обнаружены два ярлыка французской железной дороги. На них было написано: "Станция отправления: Париж 1231-Париж 27. 7. 188. Экспресс 3. Станция назначения: Лион — Перраш 1".

Последнюю цифру, обозначавшую год, 188, было трудно прочесть. Но комиссар лионской криминальной полиции Ремонданси пришел к заключению, что это цифра 8 и что чемодан, следовательно, отправлен больше года назад. То, что чемодан имеет отношение к трупу, выяснилось 16 августа, когда дворник Гофи на месте, где лежал мешок с трупом, нашел ключ от чемодана.

Все это содержалось в сообщении лионского корреспондента.

Горон интуитивно почувствовал, что напал на след Гуфе. Он знал судебных медиков тех дней и не очень доверял доктору Бернару. В тот же вечер он вырвал у сопротивлявшегося следователя Допфера разрешение послать родственника Гуфе, господина Ландри, в Лион вместе с сотрудником Сюртэ. Ландри предстояло определить, не Гуфе ли это. 21 августа бригадир Судэ и Ландри отправились на юг. Судэ, так же как и Допфер, был убежден в бессмысленности поездки. Прием, оказанный ему следователем Бастидом, еще больше утвердил его в этом мнении. Лишь ради соблюдения формальности он настоял на осмотре трупа. Был поздний вечер. Морг находился на старой барже, которая стояла на якоре напротив отеля "Дьё де Суфло". Летом она распространяла страшную вонь, зимой же на ней было так холодно, что у врачей, вскрывавших трупы, выпадали из рук инструменты.

Сторож, папаша Дёленю, борода и волосы которого свисали до самого пояса, грязное, курящее трубку существо, проводил Судэ и Ландри по деревянному помосту на баржу. В трюме на полу лежали трупы. Папаша Дёленю осветил своим фонариком труп из Миллери. Ландри, зажав нос платком и бросив беглый взгляд на изменившиеся до неузнаваемости останки человека, отрицательно покачал головой и в ужасе бросился к выходу. Судэ убедился, что волосы неизвестного черного цвета, черные, а не каштановые, как у Гуфе. На следующее утро он телеграфировал Горону, что поездка окончилась безуспешно. Больше того, бригадир узнал, что один лионский извозчик сделал неожиданное сообщение, и что следователь Виаль только что допросил его. Извозчик, по имени Лафорж, показал: 6 июля он ожидал у вокзала пассажира. Подошедший к нему мужчина велел погрузить большой, тяжелый чемодан. Кроме него, сели еще двое мужчин и приказали отвезти их в сторону Миллери. Там они сгрузили чемодан и попросили Лафоржа подождать их. Через некоторое время они вернулись без чемодана и снова поехали в Лион, Лафорж по найденным частям опознал чемодан. Когда ему показали альбом с фотографиями лионских преступников, он узнал по ним трех своих пассажиров. Это были фотокарточки Шатэна, Револя и Буванэ. С 9 июля они находились под арестом за разбойное нападение.

Виаль, принявший к расследованию дело Миллери, уполномочил Судэ передать своему шефу, что в Лионе обойдутся без его вмешательства. Дело, мол, уже раскрыто. Труп завтра будет похоронен на кладбище де-ла-Гиётьер. Не имея возможности еще раз вмешаться в расследование лионского дела, Горон форсировал расследование в столице. В сентябре он получил донесение от своего агента, в котором сообщалось: "25 июля Гуфе видели в обществе некоего Мишеля Эйро, выдававшего себя за коммерсанта. Эйро сопровождала его любовница, молодая Габриелла Бомпар. Эйро и Габриелла 27 июля бесследно исчезли из Парижа, с того самого дня, когда поступило сообщение об исчезновении Гуфе". Весь октябрь Горон вел безуспешный розыск обоих.

Тем временем в парижских газетах все чаще стали появляться статьи о деле Гуфе, а критика в них принимала все более острый характер. Привыкший к успеху Горон был вне себя. Но прежде чем капитулировать, к неописуемому удивлению своих сотрудников, в начале ноября он снова вернулся к версии, что неизвестный из Миллери не кто иной, как Гуфе. Следователь Допфер отказывался поддержать его. Но Горон так упорно настаивал, что он согласился узнать, чем кончилось дело Миллери в Лионе. Из донесения Виаля стало известно, что трое арестованных за грабеж категорически отрицают, что имеют какое-либо отношение к чемодану и трупу из Миллери. Извозчик тем временем дал новые показания: что якобы он был очевидцем, как чемодан с трупом бросили в кусты. На этом основании его арестовали и содержали под стражей как соучастника. Виаль считал, что со временем арестованные все расскажут и назовут имя убитого. А вообще-то, писал в заключение Виаль, он ничего не имел бы против помощи из Парижа. К своему сообщению он приложил ярлыки от чемодана.

Когда Допфер передал все это Горону, тот, изучая ярлыки, сразу обратил внимание на дату 27 июля — день, когда поступило заявление об исчезновении Гуфе, и поспешил на Лионский вокзал. Служащий багажного бюро просмотрел регистрационную книгу и установил, что 27 июля 1888 года багаж под номером 1231 не сдавали. Сгорая от нетерпения, Горон потребовал, чтобы проверили номер багажа в регистрационной книге за 1889 год. Эта книга была очень большой, так как из-за Всемирной выставки транспортировка грузов чрезвычайно возросла. Наконец, квитанция была найдена. В ней сообщалось: "27 июля 1889, поезд 3, отправление 11. 45 утра, № 1231. Станция назначения: Лион — Перраш. Одно место, вес 105 кг".

Горон поспешил к Допферу. Нужны еще какие-нибудь объяснения? Чемодан с трупом был отправлен из Парижа 27 июля 1889 года, в день исчезновения Гуфе. Если бы Ландри даже сто раз не опознал в неизвестном из Миллери своего родственника, а судебный врач из Лиона тысячу раз утверждал бы, что убитый не может быть Гуфе, он, Горон, готов дать голову на отсечение, что речь идет только о Гуфе и ни о ком другом.

Следователь встретил это заявление скептически, но неожиданное развитие событий заставило его все же дать согласие на поездку в Лион лично Горона, который прибыл туда 11 ноября в сопровождении инспектора Сюртэ. Горон набросился на следователя Виаля. Зачем, возмущался он, Виаль много месяцев держит под стражей извозчика Лафоржа, если чемодан, в котором тот перевозил труп 6 июля, только 27 июля 1889 года был отправлен из Парижа? Как мог Лафорж отвезти этот чемодан уже 6 июля? Он был лжецом, одним из тех хвастунов, которые часто встречаются при расследовании уголовных дел.

Привезенный из тюрьмы Лафорж признался, что свои показания он выдумал. Из-за какого-то проступка он боялся лишиться лицензий и полагал, что своим рассказом расположит к себе полицию Лиона. Возмущенный Горон потребовал, чтобы труп был немедленно эксгумирован и еще раз обследован. Он, Горон, докажет всем, что в Лионе похоронен Гуфе.

Виаль противился эксгумации, приводя самые разнообразные доводы. Прокурор Берар тоже пытался возражать, но сделать они ничего не могли. 12 ноября 1889 года прокурор был вынужден отдать распоряжение об эксгумации трупа, которая была поручена сорокашестилетнему профессору Александру Лакассаню, заведовавшему недавно организованной кафедрой судебной медицины в Лионском университете.